, и тут к нам подошел Кристофер и сказал, что любит играть на гитаре. Еще у него были зеленый пояс по тхэквондо и хомяк. Когда Джо спросила, как зовут хомяка, он проорал: «Бу!», и Джо от ужаса, что это совсем не благочестивое имя, чуть не свалилась со стула. Тем не менее хомяка звали Бу, и Джо признала, что святой Франциск Ассизский[3] любил бы его даже с таким идиотским именем. Я предложил ей заткнуться, потому что имя Бу гораздо удивительней, чем имя святой Христины Удивительной. Кристофер сказал, что хочет узнать побольше о святых Джо, и попросил ее пройтись по алфавиту, называя святого на каждую букву.

Джо подумала пару секунд и ответила:

– Это что, ты так по-священному подкалываешь меня?

На следующий день, подобно блудному сыну, папа возвращается на экран.

– Привет, пап, – объявляю я. – Я скоро свяжусь с тобой.

Но папа ведет себя так, будто не слышит меня, и поэтому я притворяюсь, что я – это он, и говорю с собой.

– Правда? – спрашивает папа. Я стараюсь говорить басом.

– Ага, – отвечаю я. – Мне пришла в голову гениальная мысль. Ты будешь поражен. На самом деле, – я наклоняюсь к экрану так близко, что от моего дыхания у папы запотевает лицо, – ты даже снова захочешь со мной познакомиться.

Папа шуршит бумажками на столе:

– Ну и новости, Дэн! Когда же это произойдет?

Я снова меняю голос:

– Терпение, терпение. Мама говорит, что хорошее приходит к тем, кто умеет ждать. – Однако затем я продолжаю: – Но ждать осталось недолго. – Я поднимаю с кофейного столика игрушечного пирата. – Опомниться не успеешь, как мы уже поплывем путешествовать вместе.

Открывается дверь гостиной, и заходит Ниндзя-Грейс.

– Ты что, сам с собой разговариваешь? – бурчит она, а я в это время кладу пирата на какой-то журнал.

– Он отправляется на остров… эээ… гламура, – отвечаю я. – На добротном судне, названном в честь какой-то знаменитости, чьего имени я не знаю.

– А ты отправляешься на добротном судне к психиатру, – шипит Ниндзя-Грейс.

Она поворачивается к телевизору, и ее рот на моих глазах превращается в пылесос и высасывает из комнаты весь воздух.

– Опять на отца смотришь? Перестань себя мучить. И надеюсь, тебе еще не пришло в голову похвастаться перед другими, что у тебя знаменитый папа. Все решат, будто мы такие скучные, что он ушел искать лучшей жизни. А ты ведь этого не хочешь.

Я пожимаю плечами:

– А что такого? Это ведь правда.

– Ну да. Но зачем сообщать об этом всему миру? Может, тебе и прикольно быть скучным, а мне как-то не очень. Я сказала маме, что видела отца по телику, и она говорит, что нам лучше не болтать об этом и жить как обычно. Нам не нужны его слава и богатство, да и в большом доме нам жить тоже необязательно.

Я об этом не подумал. У папы наверняка громадный дом! Как Букингемский дворец, только в три раза больше. С сотней окон и британским флагом, развевающимся на ветру. На флаге вышиты его инициалы: ММ. Они переплетены, как ER[4] на монограмме королевы. Ворота в поместье открываются автоматически. Главный вход охраняют два рычащих льва. Газон подстрижен под короткий ежик. В особняке Малкольма Мейнарда у меня будет своя комната размером с футбольное поле, и мне разрешат покрасить стены в пурпурный, ибо это цвет команды «Кингс»[5]. Возможно, у папы есть маленькая задиристая собачка, чтобы отгонять незваных гостей. Может быть, она похожа на Самсона, собаку миссис Нунко, нашей соседки. Самсон – помесь ши-тцу и пуделя. Я называю ее «шидель». Мда, что-то я не уверен, что папа захочет завести такую же.

– Выброси ты уже его из головы, – закатывает глаза Грейс.

Я снова поднимаю пирата.