– Кто это тебя? – спросила Адель, увидев, что Пьеро сидит у озера один и рассматривает ссадину на руке. – Чего я по-настоящему не терплю, Пьеро, так это драчунов.

– Не скажу, – ответил он, не отрывая глаз от земли. Не хотел быть доносчиком.

– Но ты должен, – настаивала Адель. – Иначе я не смогу тебе помочь. Это Лоран? Он у нас уже попадался на таких делах.

Пьеро покачал головой:

– Нет, не Лоран.

– Тогда Сильвестр? От него хорошего не жди.

– Нет, – сказал Пьеро. – И не Сильвестр.

Адель отвела глаза и тяжело вздохнула.

– Уго, да? – произнесла она после долгой паузы, и по ее голосу Пьеро понял, что она так и думала с самого начала, но очень надеялась ошибиться.

Пьеро молчал, пинал носком ботинка камешки и смотрел, как они скатываются в воду.

– Можно я пойду в спальню?

Адель кивнула, и он, шагая через парк, спиной чувствовал ее взгляд.

Назавтра Пьеро и Жозетт ходили по двору и разыскивали семейство лягушек, которое повстречали дня три назад; Пьеро рассказывал про письмо от Аншеля, полученное утром.

– А о чем вы друг другу пишете? – заинтригованно спросила Жозетт. Сама она писем не получала.

– Ну, у него живет моя собака, Д’Артаньян, – ответил Пьеро, – так что Аншель пишет про него. А еще про то, что сейчас происходит в моем районе, там, где я вырос. Представляешь, там, оказывается, был бунт. Но я вообще-то рад, что этого не застал.

Жозетт неделю назад читала про бунт в газетной статье, где заявлялось, что евреям место исключительно на гильотине. Впрочем, почти все печатные издания проклинали жидов и советовали им проваливать куда подальше, и Жозетт такие воззвания алчно проглатывала.

– А еще он присылает свои рассказы, – продолжал Пьеро, – потому что он хочет стать…

Договорить не удалось. Из рощицы, потрясая палками, вышли Уго и два его приятеля, Жерар и Марк.

– Ой, кто это? – Уго, лыбясь, тыльной стороной ладони мазнул под носом, вытирая какую-то мерзость. – Счастливейшие наши супружники мсье и мадам Фишер?

– Отвали, Уго. – Жозетт попыталась обойти его, но он одним прыжком загородил ей дорогу и замотал головой, выставив перед собой палки крест-накрест.

– Это моя земля, – объявил он. – Хочешь пройти – плати пошлину.

Жозетт глубоко вздохнула: мол, удивительно, какие же придурки эти мальчишки, и сложила на груди руки. Она с вызовом смотрела прямо на Уго, отказываясь сдаваться. Пьеро, стоя сзади, сокрушался, и зачем их с Жозетт вообще сюда занесло.

– Хорошо, – сказала девочка. – Сколько?

– Пять франков, – ответил Уго.

– Запиши на мой счет.

– Тогда пойдут проценты. По франку за каждый день, пока не заплатишь.

– Отлично, – бросила Жозетт. – Сообщи, когда набежит миллион, я свяжусь со своим банком и прикажу перевести на твой счет.

– Что, думаешь, самая умная? – И Уго закатил глаза.

– Уж поумней тебя.

– Ага, щас.

– Точно умней. – Пьеро почувствовал, что надо что-то сказать, дабы не прослыть трусом.

Уго глянул на него, чуть заметно ухмыляясь.

– Защищаешь подружку, да, Фишер? Весь из себя такой влюбленный, да? – Он зачмокал губами, изображая поцелуи, потом повернулся к ним спиной, обхватил себя за бока и завозил руками вверх-вниз.

– Господи, вот же кретин, – проговорила Жозетт.

Пьеро не выдержал и расхохотался, хоть и знал, что не стоит провоцировать Уго – его и без того вечно красная физиономия от обиды побагровела еще сильнее.

– Но-но, не нарывайся, – Уго больно ткнул ее в плечо палкой, – забыла, кто тут главный?

– Ха! – вскричала Жозетт. – Думаешь, ты? Да кто позволит быть главным какому-то жиденку?

Уго мгновенно помрачнел, сконфузился, лоб его собрался морщинами.

– Ты чего? Это ж просто игра.