– Прощай, Мастер, – сказал Воланд.
– Прощай.
С этими словами оба подняли бокалы и, вначале пригубив, медленно выпили до дна.
Софиты стали медленно гаснуть, и фигуры растворились в темноте.
А после – фонари летели мимо, и дорожные указатели всплывали, указывая стрелками, куда не нужно поворачивать. Молчаливый водитель даже не глядел в их сторону. Петрович знал ночную Москву, как свои пять пальцев.
Ты устроился рядом с ним. И по детской своей привычке вглядывался в сияние улиц. Понятное дело, в Питере не было таких высоток, и встречные «бентли» не так часто слепили фарами.
Светка нервничала. Мы сидели рядом на заднем сиденье. От самого театра не разговаривали ни о чем. Сцена с наказанием Мастера вымотала нас всех. И даже меня, который просто смотрел.
– Утверждаем сценарий? – спросила потом Светка (вполголоса).
Я пожал плечами.
– Было забавно видеть, как вы обнимались, – сказал я. – Тоже спонтанная находка?
– Ничего. Пусть привыкает.
Светка прищурилась на фонари:
– Если ты думаешь, что меня тянет к мальчикам… Успокойся. Пока еще не тянет.
Несколько минут мы молчали.
– Хочется выпить, – сказал я затем. – Заедем куда-нибудь?
– Тихо. Митька услышит. Ему спать пора.
Нет, ты не слышал. Ты о чем-то размышлял там, на своем переднем сиденье. Провожал глазами светящиеся вывески.
Наконец обернулся. И спросил, застенчиво улыбаясь:
– Может, посидим где-нибудь?
– Никаких посиделок! – очень правдиво рассердилась Светка. – Завтра репетиция. Насмотрелся, как мужики пьют? Они же, Серега, потом фалернское-то добили в гримерке… Юрка с Савелием…
– С пьянством, допустим, надо бороться, – заявил я. – На спектакле компот нальем.
Мы притормозили возле твоего подъезда. Полковничье окно светилось (ты так и не разоблачил Виталия Иваныча, уважал его и побаивался). Выскочив, ты помахал рукой.
– Иванычу привет, – сказала Светка.
– Я постою, подышу воздухом, – сообщил ты нечестным голосом. – Укачивает в вашем «порше».
Посмеявшись, мы уехали.
Остановились у испанского ресторана в Останкино и отпустили водителя. Нас здесь знали и как будто даже готовились.
Мы уселись за мраморной колонной. Спросили гаспаччо, жареного ягненка и красного каталонского вина. По правде, хотелось чего-то другого, да поскорее. Несколько минут я боролся с собой и победил. Мягко улыбаясь, официант принес из бара стакан, в котором болтались ледышки.
Светка хотела что-то сказать, но сдержалась.
Я ковырял вилкой остывшую ягнятину. Светка рассказывала мне театральные новости. Я посвятил ее в кое-какие финансовые схемы, которые сам же и придумал. По всем раскладам выходило, что мы еще долго сможем жить более или менее красиво.
Когда в кармане заиграл звонок, я скривился от досады. Прожевал ягненка, вытер руку салфеткой и только тогда ответил.