– Вы в норме? – спросила Лейла.

– Ну да, само собой.

Хестер продолжила спускаться по лестнице. Наконец женщины обнялись, но лишь на мгновение.

– Какими судьбами, Хестер?

В комнату вошел Мэтью.

– Бабуля помогала мне с докладом. Это для школы.

– С докладом? На какую тему?

– На юридическую, – сказал Мэтью.

Лейла поморщилась:

– И ты не мог попросить меня?

– Ну, это, – промямлил Мэтью, – у нее же своя телепередача. – «Да, лжец из него неважный, – подумала Хестер. – Весь в отца». – Мам, только без обид, бабуля у нас знаменитый адвокат.

– Да ну?

Лейла повернулась к Хестер. Хестер пожала плечами.

– Ну ладно, – сказала Лейла.

Хестер вспомнила похороны Дэвида. Лейла держала малыша Мэтью за руку. В глазах ни слезинки. Она не плакала. В тот день – ни разу. Перед Хестер или кем-то еще – ни разу. Ближе к вечеру Хестер с Айрой повезли Мэтью в Эллендейл, в ABG, съесть гамбургер. Хестер оставила деда с внуком в кафе и вернулась. Прошла на задний двор, в сторону леса, куда Дэвид бесконечно сбегал, чтобы повидаться с Уайлдом, и даже оттуда, несмотря на завывания ночного ветра, слышала, как в осиротевшей спальне утробно воет Лейла. Ее крики раздирали душу. В них была такая боль, что Хестер тогда подумала: наверное, наша Лейла сломалась так, что не починить.

Лейла больше не вышла замуж. Если за эти десять лет у нее и были мужчины – а предложений было множество, это несомненно, – Хестер ничего о них не знала.

Но теперь в доме было слишком чисто. Еще и этот длинный каштановый волос.

Хестер, уймись.

Хестер без предупреждения обняла Лейлу, притянула к себе. Та удивилась:

– Хестер?

Уймись.

– Я люблю тебя, – прошептала Хестер.

– И я вас.

Хестер зажмурилась. Не сумела сдержать слез.

– Вы точно в норме? – спросила Лейла.

Хестер взяла себя в руки, отступила на шаг, разгладила одежду.

– В полной. – Сунула руку в сумочку, выудила носовой платок. – Просто…

Лейла кивнула.

– Знаю, – тихо сказала она.

Хестер увидела, что Мэтью выглядывает из-за материнского плеча и мотает головой, напоминая про данное обещание.

– Пойду, пожалуй. – Хестер поцеловала обоих и быстро вышла из дома.

Тим ждал, открыв дверцу. На нем был черный костюм и шоферская фуражка. Этот наряд он носил ежедневно, невзирая на погоду и время года, хотя Хестер не раз говорила, что это ни к чему. К тому же и костюм, и фуражка смотрелись на нем как-то неправильно. Может, из-за крупной фигуры. Может, из-за пистолета под пиджаком.

Скользнув на заднее сиденье, Хестер еще раз взглянула в сторону дома. Из-за двери на нее смотрел Мэтью. До Хестер наконец дошло: внук попросил ее о помощи.

Раньше такого не бывало. И он не все ей рассказал – пока что. Но она, упиваясь собственным горем, жалостью к себе, пытаясь заполнить эту жуткую дыру в собственной жизни, все же помнила: Мэтью приходится в сто раз хуже. Он растет без отца, тем более – без такого отца, доброго и порядочного человека, взявшего самое лучшее от Хестер (в меньшей степени) и Айры (в большей) – Айры, умершего от сердца. Хестер была уверена: сердце Айры разбилось, когда Дэвид погиб в той аварии.

Тим вернулся за руль.

– Слышал, что рассказал Мэтью? – спросила она.

– Да.

– Что скажешь?

Тим пожал плечами:

– Он что-то недоговаривает. – Хестер не ответила. – Ну что, назад в город? – спросил Тим.

– Пока нет, – сказала Хестер. – Сперва заедем в полицию.

– Ну и ну, какие люди у меня в участке. Хестер Краймштейн, как Бог свят.

Она сидела в кабинете шефа уэствиллской полиции Орена Кармайкла. Тот готовился к семидесятилетию и последующей отставке, но выглядел, как всегда, сногсшибательно. Представьте себе самый красивый отруб элитной говядины в мясницкой лавке. Представили? Так вот, Орен был еще красивее. Человек-гора, сплошные мышцы.