– Прилетел за яблочками, а сам по загривку получил, – не отставала она.

Курт молчал.

– Ты будешь отвечать или нет? – Саня даже стукнула автоматом по столу.

– Дюра! – коротко ответил Курт.

– Сам дурак! – отпарировала Саня и добавила: – А будешь оскорблять, я тебя – во! Понял?! – И она показала глазами на автомат.

Курт мгновенно вырвал у нее из рук автомат, забросил его в кусты и снова, как ни в чем не бывало, стал есть.

Саня опешила.

– Ты! Да я тебя! – крикнула она и запустила в Курта яйцом.

Желток с яичной скорлупой пополз по лицу.

Курт, схватив Саню за телогрейку, подставил ей подножку, но Саня вцепилась в него, и оба они свалились на землю.

– Урод несчастный! – шипела Саня. – Немец вшивый!

– Глюпый голова! – хрипел Курт. – Звонок!

Выскочив из-за кустов, к ребятам подбежал дядя Сима.

– Цыц! – закричал он и стал их растаскивать. – И не стыдно тебе с девочкой драться? – выговаривал он Курту. – А ты хороша, кто же так с пленным? – грозил он пальцем Сане.

Взъерошенные, исцарапанные ребята, сжав кулаки, с ненавистью смотрели друг на друга.

V

В эту же ночь, когда над партизанским лагерем гремела гроза, в небольшой пещере, освещенной тусклым огоньком коптилки, совещались трое: дядя Сима, Горегляд и Фёдоров.

За их спинами, в уголке, на деревянных ящиках, прикрытая истрепанным одеяльцем, крепко спала Саня.

– Мы можем, конечно, обменять этого Курта, – говорил командир. – Но неизвестно – жив ли после боя его отец? А если нет, то кому он там нужен, этот пацан? Я узнал: мать-то у него погибла. И вот что мне думается: мы должны достать новых заложников, а Курта надо отправить на Большую землю.

– От войны подальше? – иронически спросил Фёдоров.

– А почему бы и нет? От войны подальше.

– Ладно, бог с ним. – Горегляд махнул рукой. – Тогда вот что, – он обратился к Фёдорову, – пойдем к морю, держи его за руку покрепче. Еще удерет в темноте.

Фёдоров достал из кармана кусок веревки и молча помахал им в воздухе.

– Тоже верно. Ну, пошли?

– Постойте, братцы, – вдруг тихо сказал командир. – Вот сижу и думаю. А не отправить ли нам на Большую землю и эту… – Не оборачиваясь, он указал большим пальцем за спину, туда, где спала Саня. – Вместе с Куртом. А?

– Да вы что, Серафим Петрович! – изумился Горегляд. – Всю войну с нами прошла.

– Нет, действительно, а что ей тут делать: с питанием туго, учиться негде. Под боком фашисты.

– Эх, Серафим Петрович, не ожидал от вас, – огорченно сказал Фёдоров. – Вы-то ей вроде как отец родной стали. А сейчас что говорите?

– То и говорю. А вдруг не убережем? Не хочу грех на душу брать… Иди, буди ее.

– Я не пойду, – ответил Горегляд.

– Тогда – ты! – сказал командир Фёдорову.

– Хоть на губу сажайте, будить не стану!

– Эх, бусурманы, а еще помощниками называются! – сердито сказал командир. – Всё на одного взваливают, – и на цыпочках подошел к Сане. Посмотрел на ее личико, почесал в раздумье бороду, оглянулся на партизан, ища у них поддержки, а потом тронул девочку за плечо: – Сань! Сань!

– Да ладно уж, не трогайте ее. Ну что вы?! – прошептал Горегляд. – В школе учил, а сам детям спать не дает.

Но, видно, чтобы уже не отступать, командир громко сказал:

– Боевая тревога!

Саню словно подбросило с постели. В полусне, не глядя на взрослых, она быстро натянула сапожки, надела через голову юбчонку, потом кофточку, телогрейку.

– Карательный отряд?! – испуганно спросила она.

– Да нет, не волнуйся. Слушай меня внимательно, – начал было дядя Сима. – Сейчас, это, ты… ну, значит, вместе с нами… пойдешь погулять… – И запнулся.

– Ага… Тут, недалеко… Одна нога там – другая здесь…

Секретное задание, – сам не зная что, забормотал Горегляд.