Корнилов остановил полковника. Они съехались.

– Слышали новость? Мы проиграли сражение. Армия отступает, – сказал Корнилов.

– Знаю. А у меня беда. Я затребовал от адмирала Станюковича брусьев и досок для подпорной стенки из запасов порта.

– А он что?

– Ответил, что он не отпустит с Делового двора сухопутному ведомству ни одной щепки.

Корнилов усмехнулся.

– Не смейтесь, адмирал! Вы начальник штаба Черноморского флота и должны оказать мне содействие. Прикажите – Станюкович вас послушает.

– Всей душой рад, но этот самодур и меня не послушает. Вы, полковник, у нас человек новый и не знаете всех тонкостей наших служебных отношений. Я и приказать не могу Станюковичу, да он и не любит меня…

– А Нахимов?

– Павла Степановича он совсем не выносит. Ведь мы с Нахимовым лазаревской школы. А Станюкович порочит и хулит все, что сделал Лазарев. Это человек старой школы. Он не мирится с тем, что сидит на берегу, а не командует флотом. По службе он считает себя выше нас и подчиняется только Меншикову. Да вот – я еду к его светлости. Не хотите ли со мной? Ему все и расскажете.

Тотлебен поморщился:

– Пожалуй, он мне скажет то же, что и Станюкович… Вы знаете, князь меня зовет «кирпичных дел мастером».

– Это ничего. У его светлости слабость к остроумию. И Нахимова он зовет то «боцманом», то «матросским батькой».

– А вас, Владимир Алексеевич?

Корнилов безмятежно улыбнулся и просто сказал:

– Мы с князем оба генералы свиты его величества. Право, поворачивайте коня за мной. Я вас поддержу у князя.

– С утра не слезал с коня. Но это ничего. Вот боюсь, мой Ворон за вами скакать не сможет. Умаялся, бедный…

Тотлебен потрепал коня по запорошенной, грязной шее.

– Да, коня жаль, – согласился Корнилов. – Да вот что: садитесь на казачьего коня, а казак отведет вашего Ворона домой. Вам ничего в казачьем седле?

Тотлебен согласился и пересел на другого коня.

Всадники пустились дальше в гору рысью[140]. Солнце уже закатилось, но на смену солнцу вышла луна и пролила на горы почти синий свет. Крепко пахло полынью, и по-летнему застрекотали на холмах ночные сверчки.

Первое время всадники молчали. Сопровождавшие казаки закурили трубки и отстали.

Корнилов придержал коня.

– Что вы полагаете о наших делах, полковник, выстоит Севастополь или нет? Я выражаю не сомнение свое, а хочу знать, как смотрите вы.

– Князь не без странностей, – как будто невпопад ответил Тотлебен. – Я хочу сказать, что чем меньше светлейший будет вмешиваться в дело, тем лучше… Чем дальше он будет с армией от Севастополя, тем полезней.

– А многие порицают князя, что он вышел навстречу неприятелю. Потери огромны, а польза велика ли?!

– Это неверно. Я отвечу вам как военный инженер. Обороняя крепость, армия должна иметь ее за собой. Я вовсе не ценитель его военного гения. Но он грамотный военный человек. К сожалению, он не терпит около себя знающих людей. А сам не имеет авторитета. Его не любят в армии. Около такого человека вечно будут раздоры. Не забывайте, что Севастополь – морская крепость. Цель англичан – уничтожить Черноморский флот. Он у них бельмо[141] на глазу.

– В этом вы правы, несомненно. А знаете, полковник, что мне ответил князь, когда я спросил: «А как быть с флотом?» – «Положите его к себе в карман!» Это последние слова, которые я от него слышал.

– Он шутник. Большой шутник! Но он ошибается. Флот, даже запертый в бухте, – очень серьезная сила. Союзники имеют цель уничтожить наш флот, но для этого им нужно достичь сначала двух целей: во-первых, уничтожить армию, во-вторых, овладеть Севастополем, чтобы, в-третьих, уничтожить флот. Итак, орех, который им надо раскусить, имеет три скорлупы: армия, крепость, флот. Сегодня первая скорлупа, допускаю, дала трещину. Есть вторая и третья – надеюсь, самая крепкая.