– Серега, я всё Людмиле рассказала, – и сделала виноватую физиономию.

– Можно вас попросить снять очки, – обратилась ко мне Любочка-Леночка.

Я повиновался.

– Вы! – воскликнула попятившаяся женщина…

Голос! Это был её голос! И отнекиваться было поздно.

– Вот видишь, Серега, еще спасибо скажешь. Тебя помнят, – вставила своё слово Людмила – Шкура.

– Серега? – переспросила Людмила-Леночка. – Раньше вас вроде звали Михаилом.

– Я рад, что ты действительно вспомнила, – обрадовался я её фразе.

– Как я могу тебя забыть? Этот человек сломал мою жизнь, – она посмотрела на Людмилу – Шкуру. – Я уже смирилась, а ты, Люська, приперла ко мне мое прошлое.

– Извини, подружка, у меня не было выхода. Да я думаю он хороший человек, тебе не надо беспокоиться.

– У тебя все хорошие, кто наливает, – усмехнулась она, не спуская глаз с меня.

Поймите меня, я бы мог одним взглядом утихомирить эту красивую женщину, но я знал, что за Людмилой прячется моя Леночка и я не мог ей хоть как-нибудь навредить.

– Он наливал коньяк, – вздохнула Шкура и посмотрела на меня с укоризной.

– Надеюсь, этот раз вы не будете ко мне привязываться? – посмотрела она на меня.

– Я прошу вас поговорить со мною один раз, просто один раз.

– Зачем? – спросила она.

– Я проделал большой путь и это было не просто, хотя бы из уважения к моим трудам по розыску вас, – убедительно, как мне казалось, нашелся я.

– С чего бы я должна вас уважать? – задумалась она. – Ну ладно, вечером после работы подъезжайте к моему дому. Вот она знает, – показала она на Людочку – Шкуру и обернулась уходить.

– Люська, пошли со мной, – и они двинулись по Шадринскому асфальту прочь.

Я остался один у «Нивы» и в голове у меня было пусто. Странное ощущение последних дней, как тогда, в подземной комнате. Но там всё глушилось окончательно. А здесь? Здесь на лицо прелесть провинции. Хоть полдня стой, мимо не проедет ни одной машины. Только ветерок в деревьях и налетевшая паутина, да вернувшаяся сияющая, как медный тазик, Людмила, что Шкура. Её можно узнавать по запаху разложившегося коньяка.

– Вот смотри, – она издали побрякала связкой ключей. – Только тебя в квартиру пускать не велено.

– Переживем. Ну теперь надо что-то съесть.

– Ты же колбасу отобрал, – уныло захлопнула дверь Людмила.

Денег у нас действительно не было. Но и рисковать моими возможностями по мелочам не стоило и поэтому я сделал то, что бы сделал любой нормальный мужик. Я решил поискать заначку хозяина машины Сергея Братчикова.

– Слушай, а как тебя зовут-то по-настоящему? Почему Шкура? – спросил я, отдирая коврик и утеплитель под педалью газа.

– Зовут меня действительно Людмила, а фамилия Мездрова.

– Ну понятно теперь, почему Шкура, – процедил я, увлеченный захватом двумя пальцами какого-то пакетика, ущупанного между прокладкой. Так и есть!

– Живем! – обрадовался я, разворачивая Братчиковский клад, достоинством, ах, семь тысяч рублей мелкими купюрами. Слава Богу, купюры были хоть и сморщенные, но действующие.

А через пять минут мы в пустой пельменной пережевывали обжигающие пельмени в уксусе, а кое-кто выклянчил чекушку.

– Ой, Люська-Люська, – покачал я головой. – Тебя это в конце концов убьет.

Но девушка не обращала на меня внимания, вливая в себя шлангозатушивающую жидкость в один глоток.

– Что ты сказал? – очнулась она.

– Тебе не надо возвращаться в Челябинск.

– А что? Думаешь, там уже разборки?

– Пока тебя там нет, нет и разборок, но стоит только тебе там появиться, начнутся проблемы.

– Это почему же?

– Язык у тебя длинный.

– А что ты предлагаешь? Может замуж возьмешь? Но ты вроде нашел, что искал.