– Так ты считаешь, что ничего страшного не случилось?!

– Ну, как тебе сказать. Я же не обидел её, не обманул. Всё произошло с её согласия. Она сама пишет об этом и никаких претензий ко мне не имеет…

– По-твоему выходит, что можно бросать своих детей на произвол судьбы? И тебе не стыдно говорить такое мне, отцу? Разве я учил тебя этому? Или, может, в школе учили, в институте?

– Какое это имеет отношение к моей учёбе, – отмахнулся Селим. – Большого ума и знаний для этого не требуется.

– Да, в этом ты прав. Для того чтобы производить себе подобных, действительно не нужно ни ума, ни знаний. Это делают и животные. Но ведь ты поступаешь хуже животного. Звери и те оберегают и растят своих детёнышей. А ты?..

Селим молчал.

– Что же ты молчишь?

– А может, ребёнок не от меня? – косо глянув на отца, процедил сквозь зубы Селим.

– О нет! В письме – исповедь отчаявшейся женщины. В такие минуты люди не лгут. Она не просит ни о чём, кроме приюта для ребёнка. Если бы ты не был отцом, чего ради ей – русской – называть моим именем мальчика? Да и вообще чего ради стала бы она разыскивать нас в чужой стороне, когда, будь она подлой, расчётливой, могла бы найти какого-нибудь начальника из своего рода и племени. Скажи мне, только честно: она и в самом деле не имела до тебя мужчин?

– Какое это имеет значение? И почему ты учиняешь мне допрос? – возмутился Селим.

– Для меня, сынок, – уже более спокойно заговорил Амир-Ашраф, – как и для всякого отца, у которого есть дочь, это имеет большое значение. Это должно иметь значение также и для всякого уважающего себя молодого человека. В наше время тому, кто надругался над честью девушки, снимали голову вместе с папахой.

– Плохо поступали в ваше время. Женщину считали безвольным, безропотным существом, неспособным постоять за себя. А в наше время – равноправие. Теперь, после войны, на которой полегло столько мужчин, мы, уцелевшие, нарасхват. Женщины сами падают к нам в объятия…

– Не смей так говорить! Не забывай, что перед тобой отец!

– А я говорю правду. Почему во всех грехах нужно обвинять только одних мужчин? Разве не случается такое, когда соблазняет парня сама девушка, а потом притворяется жертвой насилия?

– Ты не уводи разговор в сторону. Ответь сначала на мой вопрос.

– Ну, допустим, что до меня она не имела мужчин. Что дальше? – Селим вызывающе посмотрел на отца.

– А дальше будет то, что ты запишешь в свой паспорт сына. Если не сделаешь этого по-доброму, я вынужден буду обратиться к местным властям. Поеду к тебе на работу. Расскажу обо всём в партийной, профсоюзной организациях.

– Интересно… А как бы ты поступил, если бы она назвала его не Амиром, а Иваном? Если бы он был бело-брысеньким?..

– Ты хочешь сказать, – прервал Селима Амир-Ашраф, – как бы я поступил, если бы твой сын оказался похожим на мать?

– Ты не понял меня.

– Всё понял. Так вот знай: я не допущу, чтобы сыны мои разбрасывали своих детей по белому свету!

Селим снова вызывающе посмотрел на отца, иронично усмехнулся:

– Если все дедушки будут поступать так, как ты, то некоторые отчие дома превратятся в интернаты интернациональных детей.

– Негодяй! Убирайся прочь с глаз моих! – стукнул кулаком по столу Амир-Ашраф.

Селим не спеша направился к выходу.

– Завтра же отправляйся к этой женщине и забери своего сына! – крикнул ему вслед Амир-Ашраф.

Селим остановился у двери и, обернувшись к отцу, решительно заявил:

– Никуда я не поеду и никого не привезу! Вопрос о своей семейной жизни я буду решать сам!

– Ах, вон как? Отец для тебя уже ничего не значит? Ну что ж, тогда вопрос о судьбе продолжателя моего рода я тоже буду решать сам!