– Ингар, – и после небольшой паузы указал на женщину. – Кара.

Странные они. Что–то я не помню у нас в деревнях таких диковинных имён, всё больше обычные Иваны да Марьи, а тут на тебе – Ингар и Кара!

– Извините, можно мне воды? – произнёс я своим странным голосом и посмотрел на старика.

Тот по какой–то причине меня, похоже, не понял, и мне пришлось изобразить пантомиму пьющего человека. Это помогло. Он что–то пробормотал и отошёл ненадолго, позже вернувшись с деревянной кружкой.

– Всё любопытней и любопытней, – сказал я, разглядывая кружку.

Это даже кружкой называть неправильно. Что–то вроде чайной чашки, только без ручки и больше объёмом. Но такие странности быстро отошли на второй план, потому что, увидев жидкость, я вспомнил, что ужасно хочу пить. Жадно присосавшись к посудине, я сделал пару глотков и закашлялся. Острая боль скрутила меня со страшной силой, пройдя от живота до головы, после чего звон в ушах усилился, и вновь пришла темнота…

Глава 2.

Ростки нового всегда зарождаются внутри старого.

Йохан Хёйзинга

Я сидел на кровати, подложив под спину соломенный тюфяк, заменяющий подушку. В руках я держал деревянную миску, в которой было налито нечто, напоминающее похлёбку, на поверхности которой плавала деревянная же ложка. Я уже не удивлялся странной посуде. С момента моего первого пробуждения после памятного утра прошло уже несколько дней. Да и было чему удивляться, помимо такой мелочи, как странная посуда, Ингар и Кара поведали мне довольно много занимательной информации.

Оказывается, меня нашли неподалёку от опушки леса. Кто я, как там оказался, и что со мной произошло – никто не знает. Ингар, по его словам, возвращался из леса, где проверял силки́, и натолкнулся на мою голую, стонущую тушку. Поначалу он заподозрил во мне одну из местных тварюшек, имевших привычку подобным образом приманивать своих жертв, и даже хотел на всякий случай стрельнуть по мне из лука. Я сам толком не понял, что он имел в виду.

Но по причинам, которых я тоже до конца так и не понял, не стал этого делать, а подошёл и убедился, что я и в самом деле человек, нуждающийся в помощи. Пожалев, он решил помочь, за что я ему очень признателен. Судя по некоторым выясненным мною деталям о том месте, в котором я оказался, ничего хорошего меня голого и безоружного на опушке того леса совершенно не ожидало. Местечко оказалось ну прямо–таки очень недружелюбным к человеку, в частности и живому существу в общем. Он принёс меня в свой дом и с помощью жены Кары, которая занимала такую значимую в любом селении должность, как повитуха, принялся лечить.

Правда, и с этим возникли трудности. У меня на теле не было никаких ран или травм, кроме большущей шишки на лбу. Посчитав именно шишку виновной в моём состоянии, а я не приходил в себя несколько дней, они стали применять какие–то компрессы и растирания. Не знаю, компрессы помогли или ещё чего, но в итоге я пришёл в себя.

 Но это тоже мелочи, спасибо им, конечно, за помощь, однако имелась кое–какая информация, которая меня тоже малость нервировала поначалу. Эта парочка не говорила по–русски от слова совсем! И говорят, что никогда и не слыхивали про такой народ и такую страну, как Россия. Высказав им, на мой взгляд, вполне обоснованный довод, что этого не может быть, так как я кроме русского, да пары фраз на английском никаким языкам обучен не был, снова получил интересную информацию. Я, оказывается, в данный момент говорю не на каком–то там русском, а на вполне привычном всем местным общем языке, правда с каким–то странным акцентом. Вот тут–то я и выпал в осадок окончательно. Попробовав проговорить пару фраз на великом и могучем и тщательно прислушиваясь к звукам своего голоса, я услышал совсем не то, чего ожидал. Вместо обычного: «Мама», если тщательно вслушиваться, мне слышалось: «ШЕРРИС…».