– Как это? – не понял Захарий.

– По той простой причине, Рейд, – терпеливо разъяснил мистер Бернэм, – что британское владычество в Индии зиждется на опии, все это знают, и не надо притворяться, будто дело обстоит иначе. Полагаю, вам известно, что в некоторые годы наша прибыль от опия была почти равной государственному доходу Соединенных Штатов, откуда вы родом. Нежели вы думаете, что без такого финансового источника наше правление было бы возможно в обнищалой стране? И если задуматься о выгодах, какие приносит Индии английское господство, то следует сделать вывод, что опий для нее – величайшее благо. А стало быть, наш долг перед Богом даровать такие же выгоды другим народам, верно?

Нил слушал вполуха, размышляя над тем, что история с горшком могла обернуться куда хуже. Что бы он делал, если б, скажем, горшок использовали вместо супницы и подали к столу до краев полным горячим бульоном? Представив ситуацию, раджа понял, что есть все основания благодарить небеса за избавление от публичной гибели; он так сильно чувствовал божественное вмешательство, что не удержался от благочестивого упрека:

– А вы не боитесь втягивать Господа в торговлю опием?

– Ничуть, – ответил мистер Бернэм, оглаживая бороду. – Один мой соотечественник изложил суть очень просто: “Иисус Христос – это свободная торговля, а свободная торговля – это Иисус Христос”. Думаю, точнее не скажешь. Коли Господь желает, чтобы опий стал орудием, открывшим Китаю его заветы, быть посему. Лично я не вижу причины, по которой англичанин должен потакать маньчжурскому тирану, лишающему китайский народ чудотворного средства.

– Вы про опий?

– Именно, – отрезал мистер Бернэм. – Позвольте узнать, сэр: вам угодно вернуться в те времена, когда людям рвали зубы и отпиливали конечности без облегчения боли?

– Что вы! Разумеется, нет, – поежился Нил.

– Я так и думал. Тогда зарубите себе, что современная медицина, в частности хирургия, невозможна без таких препаратов, как морфий, кодеин и наркотин, – и это лишь часть благотворных снадобий, получаемых из опия. Наши детки не уснут без укропной водички. А как нашим дамам и самой возлюбленной Королеве обойтись без опийной настойки? Да что там, наш век индустриального прогресса стал возможен благодаря опию, а без него улицы Лондона заполонили бы харкающие толпы, измученные бессонницей и недержанием. В таком случае уместен вопрос: кто дал право маньчжурскому деспоту лишать своих беспомощных подданных этих благ прогресса? Полагаете, Господь возрадуется нашему соучастию в ограблении тьмы людей, у которых отнимают чудесный дар?

– Но вы не станете спорить, что в Китае полно тех, кто страдает пагубным пристрастием к опию? – возразил Нил. – Вряд ли эта беда мила нашему Создателю.

Бернэма будто стегнули крапивой.

– То, о чем вы говорите, сэр, всего лишь издержки подлой человеческой натуры. Случись вам пройти по лондонским злачным местам, вы бы увидели, что в пивных имперской столицы пагубного пристрастия не меньше, чем в китайских притонах. И что теперь – закрыть все таверны? Изгнать вино и виски из наших гостиных? Лишить солдат и матросов ежедневной порции грога? Если принять эти меры, пагубное пристрастие исчезнет? И члены парламента будут в ответе за каждый случай смерти от пьянства? Ответ – нет. Никогда. Ибо противоядие от дурных пристрастий не в запретах императоров и парламентов, а в совести каждого человека, который должен убояться Господа и осознать свою ответственность перед Ним. Вот единственный важный урок, который мы, христианская нация, можем преподать Китаю, и я уверен, что народ этой несчастной страны с восторгом принял бы наше послание, если б владычество жестокого деспота не затыкало ему уши. В вырождении китайцев повинна одна лишь тирания. Купцы вроде меня – всего-навсего слуги свободной торговли, непреложной, как Божьи заповеди. – Мистер Бернэм сунул в рот хрустящий овощной лепесток. – Могу еще добавить, что расхальскому радже не стоило бы морализировать насчет опия.