Надежда выключила телевизор, походила немного по квартире и решила позвонить Павлу. А то нехорошо как-то они расстались. Не дело это – по пустякам ссориться. Она набрала номер, но трубку никто не брал. Надежда слегка встревожилась. Расстались они часов в шесть вечера, пока она доехала домой, пока возилась на балконе, ужин, телевизор… А Павел-то на машине, стало быть, успел бы домой быстрее. Впрочем, это как раз не факт, мог застрять в пробке надолго. Но не на три же часа! Сейчас без пятнадцати девять, и Павел обязательно к этому времени должен быть дома, потому что жена будет звонить из Ялты, он сам говорил. Стало быть, дел у него никаких быть не может. Но где же он тогда ходит?
В последующие полчаса Надежда набирала номер Соколовых каждые пять минут и сильно заволновалась, потому что трубку по-прежнему никто не брал. Возможно, у Павла был мобильник, но Надежда не знала номера. Мимоходом она посмотрела на себя в зеркало, увидела встревоженное лицо и дала волю своим опасениям. Павел мог попасть в аварию – расстроен человек сильно, или же его настигли те самые люди в черном…
Про людей в черном Надежда додумывала уже на бегу, потому что подхватилась внезапно и решила ехать на квартиру Соколовых, чтобы проверить свои опасения на месте. Если телефон у Павла просто не работает, все разъяснится, а если его нет, то она хоть записку оставит. А иначе она все равно ночью не заснет от беспокойства.
Надежда Николаевна очень доверяла своей интуиции, а интуиция подсказывала ей, что дело, в которое оказался замешанным Павел, очень опасное, что бы там он ни говорил.
На дворе был чудесный летний вечер, когда жара уже спала, а сырости еще нет. Ехать до Соколовых было не так далеко – шесть остановок на метро. Надежда приободрилась и быстро зашагала вперед.
К Павлу она добралась довольно быстро, выходя из метро, позвонила еще раз по телефону. Трубку никто не взял, и Надежда устремилась к дому Соколовых. Сначала она исследовала пятачок, где жители дома ставили свои машины. «Девятки» Павла там не было. Сама не зная для чего, Надежда решила обойти дом, чтобы заглянуть в окна квартиры Соколовых на первом этаже. За углом, рядом с раскрытым подвальным окошком, была большая куча песка, а также валялись битые кирпичи. Надежда воровато оглянулась по сторонам и спрятала в непрозрачный полиэтиленовый пакет половинку кирпича, потом помедлила чуть-чуть и сунула туда же вторую. Ручки у пакета угрожающе натянулись, тогда Надежда сунула сверток под мышку и зашагала с самым независимым видом.
На окна квартиры Соколовы давно уже поставили решетки – жена Павла утверждала, что иначе ни минуты не будет спать спокойно. Решетки были на месте, занавески задернуты – на первый взгляд в квартире все было в порядке. Надежда вздохнула и отправилась к подъезду.
Павел Петрович, расставшись с Надеждой, посидел еще немного в кафе, бездумно глядя перед собой, потом спохватился, что у него много дел и что раскисать сейчас не время. В конце концов, подумал он, не поедет он в Париж – ну что такого страшного? Обидно, конечно, и перед Гийомом неудобно, но переживем… С такими благими мыслями Павел Петрович сел в машину и поехал в институт. Там он по жаркому времени никого не застал, кроме старой перечницы Варвары Симеоновны. Все знали, что старуха упорно не желает уходить на пенсию исключительно из-за того, чтобы не подсунули ей нянчить правнука. Самое интересное, что никто и не собирался этого делать, даже Павел Петрович помнил, что она и с внуками-то никогда не сидела. Так или иначе, но Варвара прочно обосновалась на кафедре и заявила коллегам, что избавятся они от нее только в том случае, если вынесут вперед ногами. В выражениях она никогда не стеснялась. Студенты боялись ее как огня, коллеги сторонились, начальство предпочитало не связываться.