У него было крупное телосложение, но он был очень худой, сухой, я сказала бы. Ребра и сосуды проступали сквозь кожу. А еще он слегка сутулился, и вытягивал шею, наверное, это особенность многих высоких. Он посидел пару секунд и было заметно, ему не хватало сил. Cнова прилег.

– Я не смогу здесь сидеть вечность. Зачем, ты сказал матери, что хорошо чувствуешь себя в моем присутствии? Тебе нужно лечение. Я в этом вопросе не понимаю ничего..

– Лечение от чего? – cпросил он, натягивая одеяло на грудную клетку.

– У тебя есть врач.

– Он не слушает меня. Заставляет думать, как он.. – остановился он, отдышаться.

Внезапно, в помещение вошла его и мать и побежала закрывать дверь балкона. К этому времени аромат масел развеялся и комната наполнилась свежестью, на светлой коже его появился румянец и небольшой блеск в глазах.

– Ты что натворила, он же простудится, – прибежала она и стала настойчиво его укутывать одеялом, как младенца. К слову, мне не понравились ее интонация и поведение. Он пытался задержать непостоянный взгляд на мне, боясь упустить из виду, но веки его постоянно тяжелели..

Я поднялась и направилась к двери.

– Не надо, – прошептал он. – Еще пять минут, прошу..

Мать озлобленно взглянула меня:

– Ему уговаривать тебя? Не видишь, как плохо ему.

А я не поняла, я что и виновата? Надо было послушать Давида. Эта Лика непонятная, какая-то.. Какая важная тетя, ты смотри…

Итого, я вернулась и села на свой стул. Он дремал все это время в моем присутствии. Мне показалось у него замедленное дыхание. Я взяла его запястье и начала считать, частоту сердечных ударов и они были, правда малы.

– Мне кажется ему плохо, – выкрикнула я, ладонь холодная.

Мать его так и стояла у окна, скрестив руки, будто не слышит.

– Я говорю у него слабый пульс, что с ним? – повторила с упреком.

– Он под воздействием препарата. Врач его ввел в это состояние. Он почти вышел из-под контроля. Пару лет назад его практически ввели в вегетативное состояние.

– По причине?

– Это уже не Ваше дело, – ответила жестко она, зажав губы.

Не мое, так не мое. Вообще странно все, на секунду я подумала, что эта женщина, наоборот, не лечит, а калечит его такими методами.

Я решила не вникать, да и какое мне дело и правда чужая душа потемки. Одним словом, ушла я оттуда без тени сожаления, с небольшим осадком.

Дом изнутри я никак не рассмотрела, он напоминал, чем-то храм во время службы, конечно, неудачная аналогия, но такие были ощущения. Не могу не признать, Альбертик был на грани..

Все автобусы уехали, я попала под ливень, промокла до нитки. Хлюпая промокшей обувью и продрогшая, словно воробей на проводах, глубокой осенью. Пришла я в свою комнату, переоделась, из столовой принесла какао, который уже не давал энергии, а вкус горького кофе мне тогда не нравился, с сахаром давал кислинку. Нравилось все вкусное и сладкое. Шоколадную пасту я ела ложками… Легла, накрылась одеялом и пледом, знобило.

Я долго глядела в потолок, который словно плавно опускался и сравнивала свою не интересную, по некоторым меркам жизнь, с состоявшейся жизнью Лики и этой команды. Которые вряд ли чувствовали нехватку пары сотен, покупая одежду. Они живут в апартаментах и страдают от безделья, даже нашли причину заболеть и пригласить профессора. Я же, вынужденно, покупаю, то, что могу, думая, что эта вещь гораздо лучше той, что дороже и позже, она мне начинала нравиться.

Видимо, так строилось мое внутреннее восприятие всего, что окружало. Я во всех ситуациях находила причины чтобы сказать себе, «Да, так еще лучше».

Я уснула и проснулась, не знаю в который час, было еще темно. На крыше был такой грохот, подумала сейчас потолок обвалится. Я резко села. Потом выбежала в коридор, никого не было, вокруг тьма и эхо в ледяных батареях. Спустилась вниз и вышла во двор. Сторож стоял у центрального входа.