Место отца Македония занял плотник из Крутоярского зерносовхоза Фёдор Горковенко. Пришли со своими свёрнутыми матрасами, с обречённым видом, тоской и страхом в глазах машинист Боготольского депо Генрих Довьяло, крестьянин единоличник Алексей Домников, прослуживший до революции два года жандармом; заведующий боготольским горкомхозом Владимир Алексеевич Залтан. Пришёл Саша Легков, старший бухгалтер Ачинской межрайонной промстрахкассы. Это был первый по-настоящему близкий отцу Македонию человек. Саша, старший сын диакона Троицкого собора, отбывающего с 1931 года свой десятилетний срок где-то на Колыме, по воскресеньям пел на клиросе в Казанском храме.

Александр вечером рассказал батюшке свою историю.

Отец его, диакон Иоанн, служил в селе Маторском Каратузского района Минусинского округа. Был «назначен» кулаком, так как его посев верующие убирали бесплатно (за молебны и требы5). В 1929-м его обязали сдать 50 пудов излишков хлеба с 1,4 десятины посева. Сдать не смог. За это власти распродали часть имущества (амбар, баню, корову с тёлкой, телегу, сани). После этого, через несколько часов, его снова обязали сдать 40 пудов. Хотя Иван сдал хлеб, частично купив, частично взяв взаймы, в январе 1930-го он был осуждён нарсудом по ст. 61 УК на 1 год ИТЛ и 300 рублей штрафа. Семья, оставшаяся без источников существования, в марте 1930-го была выслана в таёжную деревню Червизюль.

В конце 1930-го отец Иоанн, после отбывания заключения, получил место диакона в Троицком соборе Ачинска. Ютился с диакониссой и семью детьми, старшему из которых, Александру, исполнилось 19, на квартире у матушки священника Троицкого собора протоиерея Евфимия Горячева6, который в это время отбывал наказание в Александровском централе.

13 февраля 1931 года на квартире у Александры Горячевой собрались священники и члены церковного совета – отмечали День Ангела о. Иоанна. Конечно, говорили и о том, как спасти собор, который власти под различными предлогами хотели закрыть и уже сняли с него колокола. Особенное рвение выказывало ГПУ – их контора была через дорогу от собора, который приводил начальство в крайнее раздражение. Обсуждали, где взять известь, чтобы хотя бы замазать трещину на центральном куполе, к которой особенно придирались власти.

В апреле 1931 года, по «делу церковников» все участники злополучных именин были арестованы. Арестованных обвинили в создании контрреволюционной группы, которая «под видом якобы посягательства советской власти отнять у них собор, повела среди прихожан агитацию пораженческого характера, а также устраивала нелегальные собрания (день рождения), на которых обсуждали методы борьбы с советской властью и кандидатуры в церковное правление, которое бы сумело сколотить «церковные массы» и удержать собор до момента начала войны и разгрома советской власти».

Отец смог передать весточку на волю. Его осудили на 10 лет лагерей. Писал, что ему в обвинении предъявили, что он превратно толковал Писание, якобы говоря верующим, что перемена правительства предсказана Священным Писанием, что советскую власть скоро должен сменить царь. Писал, что священников собора Николая Пикановского, Николая Хруцкого и матушку Александру Горячеву расстреляли…

В конце декабря 1914-го Македона вызвали в управление, где он познакомился с заведующим устройством русских поселений в Урянхайском крае Владимиром Константиновичем Габаевым. Габаев набирал миссию для строительства города Белоцарска (ныне Кызыл). Владимир Константинович, с большими казачьими усами, в военном кителе и с горящими глазами увлечённого своим делом человека понравился Македону, и он с радостью согласился на предложенную Габаевым должность начальника строительного отдела. «Сам понимаешь, Македон Романович, оформить тебя начальником отдела не могу. Поэтому должность твоя будет – делопроизводитель. Но, как говаривала моя покойная матушка: «Хоть горшком назови – только в печку не ставь».