Незаконнорождённая дочь преступной ведьмы, пусть помнит, кто она!

Яблоко, как говорится, от яблони укатывается недалеко.

Всё это я выкопала в памяти Габи, когда села на её скрипучую кровать и закрыла глаза, чтобы унять головную боль в висках. И снова у меня возникло стойкое ощущение, что память девушки не допускает меня до некоторых важных событий в прошлом.

— Это остаточное сопротивление, — раздался голос Виктора, вынудивший меня открыть глаза.

Начиналась мигрень. И проблемы. Хотя кто сказал, что они вообще заканчивались?

Боевой настрой я как-то растеряла. Он кончился, как квас в кегах под конец жаркого летнего дня. Но унывать я не собиралась, заставив себя вспомнить, что если бы я не оказалась здесь, то быть мне мёртвой во всех смыслах.

— Что это такое? — поморщившись от прострела в голове, спросила я.

— Она ушла, а ты ещё не овладела её телом в полной мере. Вот оно и сопротивляется. А дом тебе уже поддался. Смотри, что я для тебя ещё достал!

И мне на колени плюхнулся бумажный пакет, перевязанный серой атласной лентой.

— Из-под носа хозяина модной лавки увёл. У меня с тамошним домовиком уговор.

Я только улыбнулась и покачала головой. Бесполезно учить Виктора, этого маленького щеголя, ожидающего похвалы за ловко провёрнутое дельце, не воровать и не привлекать тем самым ко мне лишнего внимания.

Он здесь давно, мир знает неплохо, глаза хитрющие, как у лисы, а новое платье мне весьма кстати. Не пойду же я в Управление в лохмотьях?

А с хозяином модной лавки расплачусь потом. Когда стану на ноги.

Денег у Габи почти не было, она зарабатывала на жизнь, работая на кухне в «Сером замке». Ну, как работая: кухарка жалела сироту и держала её при себе, стараясь не нагружать тяжёлой работой. Поэтому руки у Габи были хоть и не мягкими, как у аристократки, но и не в мозолях от постоянных трудов.

Горничной из неё тоже не получилась. Рассеянная, пугливая, мечтательная, работа в её руках не спорилась. А на всякое замечание она принималась плакать и вздыхать.

— Так, где тут чернила и перо? — спросила я Виктора и тот тут же вернулся с письменными принадлежностями.

— В комнате Исильды были. Правда, чернила высохли, но ты сама сможешь вернуть им жизнь.

И домовик выразительно посмотрел на мои руки. Стоило подумать о чернилах и о том, насколько необходимо записать все траты и долги, я представила, что вот они,  в серебряной чернильнице с причудливым орнаментом, жидкие, чёрные как нефть, и на кончиках пальцев снова появилось голубоватое свечение.

Второй раз задействовать магию было почти приятно. Я уже было даже подумала, что и с основным заданием справлюсь быстрее, чем полагала, но это оказалось ошибкой.

Правда, поняла я её гораздо позже. Когда всё резко изменилось в худшую сторону.

А пока я открыла одну из чистых книг для ведения хозяйственных расчётов излюбленного мной формата А4 и, макая кончик металлического пера в обновлённые чернила, написала заголовок на первой странице:

«Мои долги».

Потом задумалась, забыла, что в руке-то не шариковая ручка, а перо, и посадила жирную кляксу.

На первой же странице.

Хотела было выдрать её да передумала. Книги в этом мире — дорогое удовольствие, нечего бумагу переводить. Промокнула специальной тряпочкой и, перевернув страницу, принялась писать снова.

— Буду записывать, кому должна, чтобы не позабыть. И вычёркивать потом, когда отдам долг.

— А уложишься в одну книгу? — хитро прищурился Виктор и тихонько рассмеялся. Совсем не по-доброму.

— Посмотрим. А теперь взглянем на твой подарочек.

Мне были неприятны намёки домовика, равно как и то, что приходилось пользоваться краденным, но сейчас и впрямь другого способа привести себя в порядок не было.