Тротуар вывернул к озеру. Тьма дохнула на нас влажным воздухом. Мимо проехал серебристый внедорожник, а я, когда заметила его, вздрогнула. Жрановский покосился на меня, но ничего не сказал. Через несколько минут, когда мы уже подходили к кафе, он остановился и спросил:

– Почему ты не хочешь рассказывать?

– Потому что не знаю зачем тебе это нужно. Вдруг, ты меня опять в тюрьму посадишь?

– А есть за что?

– Ты же знаешь мою статью. – я поморщилась.

–Знаю, но если бы у меня были основания для ареста, то я бы допрашивал тебя в тюрьме, а не в парке.

–Уверен, что основания не появятся после рассказа?

Инспектор задумался, провёл широкой ладонью по волосам и нахмурил чёрные брови.

– Давай завтра поговорим об этом? – предложил Фёдор.

– Давай. Только ты говорить будешь первым. – ответила я.

Инспектор Жрановский закатил глаза, но согласился. Я вошла в двери, окунулась в атмосферу, созданную мягким светом и инструментальной музыкой, улыбнулась, глядя на расслабленных гостей и оставила все проблемы с Комитетом за дверьми. Навстречу выскочил молодой официант – Лёша.

– Дарья, вы ужинать будете? – спросил он.

–Да, пожалуй, буду.

Я села за свой столик, скользнула взглядом по тьме за окном и принялась разглядывать посетителей. Интересно, сколько среди них магов? – вдруг, подумала я. Пашка говорил, что часть персонала волшебники. Жители гостиницы только волшебники, а посетители? Наверное, часть из них даже не догадывается о своей сущности, как я не догадывалась о своей. Перед глазами поплыли воспоминания.

Зимнее, морозное утро. Стеклянный купол небосвода терял тёплые рассветные краски, постепенно принимая зеленовато-голубой цвет. Мы сидели в лекционном зале, который в народе прозвали “астрономическим” из-за расположения на самом верхнем этаже самого высокого здания университета. Город гасил фонари, из тёпло-оранжевого становился серым. Лектор зябко потирал предплечья, расхаживал по подиуму, читал монотонную лекцию. Студенты сидели тихо – с этим профессором дисциплину никто не рисковал нарушать. Даже мимолётные шепотки глохли от единого взгляда преподавателя.

Мы с Пашкой сидели на самой верхотуре и, в перерывах между записями, молча играли в “балду”. Он выигрывал. Я тихонько злилась, но единственное, что могла себе позволить – это аккуратные тычки в бок. Пашка в ответ толкал мой локоть своим, во время записи конспекта, из-за чего буквы в моей тетради гуляли по строчкам. Я ворчала, Пашка беззвучно хихикал. Лектор сурово поглядывал на нас, но ничего не говорил.

По зданию пробежала дрожь. С потолка посыпалась мелкая крошка. Всё здание протяжно застонало и успокоилось. Тишину в аудитории никто не нарушил. Профессор, споткнувшийся было с повествования, невозмутимо продолжил читать лекцию, но её уже никто не записывал. Студенты нервно переглядывались, пожимали плечами, но делали это молча, не решаясь прервать преподавателя. От звонка все вздрогнули, разом вздохнули и, так же молча побросав тетради в сумки, понеслись потоком по лестнице вниз. Туда, откуда слышался то ли вой, то ли плач. Мы с Пашкой шли в хвосте нашего потока, потом влились в общую массу и, обогнув своих одногруппников, проскользнули в коридор пятого этажа.

Тут разрушения выглядели масштабно. Дверь в лекционный зал разлетелась в щепки, окна выбило, отчего ледяной зимний воздух заполнил собой коридор, вытеснил тепло. Людей здесь, как ни странно, было немного. Трое преподавателей и пять десятков студентов. Женщина, лаборантка с кафедры физики, сидела на полу, в разрушенном лекционном зале и плакала, периодически подвывая. Останки её мужа – преподавателя, лежали в месиве из щепок и осколков стекла. Никто не решался к ней подойти. Раненых студентов уже увели в медицинский блок, тело студентки, устроившей взрыв магией, лежало тут же. Как ни странно, но оно не пострадало. Внешне выглядело так, будто она уснула.