Через три часа пожарные уезжают; они сделали всё, что смогли. Весь город пахнет дымом и гарью, из остатков дома поднимается пар. Полиции пришлось вмешаться и прогнать зевак, один из которых со своим сыном-подростком возмущался и требовал, чтобы ему дали получше рассмотреть пожар. «Грайфсвальдский ежедневник» сообщает, что полиция зафиксировала их имена.

Вот только никто не зафиксировал, что среди «горючих материалов» на втором этаже здания находились и девять картин Каспара Давида Фридриха из семейного собрания. К 1901 году художника в Германии совершенно забыли, ни в одном государственном музее нет его картин, да и в своей померанской семье он теперь считается всего лишь странным предком-живописцем, который когда-то сбежал из своего ганзейского города в Саксонию, потому что был слишком неуклюж для мыловарения и изготовления свечей.

И только Альфред Лихтварк[10], директор Гамбургского Кунстхалле, осознаёт уникальность картин блудного сына померанской семьи. Когда он в 1902 году во второй раз приезжает в Грайфсвальд, чтобы купить у наследников картины для своего музея, его ждет шокирующее известие: «Часть картин Фридриха, к счастью, не самые лучшие, сгорели после того, как я видел их осенью. Я искал дом на Ланге Штрассе, но вместо него стоит новостройка. Хозяин отвел меня в кладовку, там хранилось то, что осталось после пожара. Их уже не спасти. Мне было больно смотреть. Рама и холст не пострадали, но слой краски не выдержал жара». После пожара картины покрылись пузырями ожогов, обуглились, краска повсеместно растрескалась, девять картин выглядят как лунный пейзаж, темно-серый, усыпанный кратерами. Погибли очень специфические, семейные картины Фридриха: два портрета его жены Каролины, один на лестнице, второй со светильником в руке, потом изображение Нойбранденбурга, родного города его матери, со Старгардскими воротами, еще пейзаж с темно-зеленым ущельем Уттевальдер-Грунд под Дрезденом, в котором он однажды скрывался шесть дней, когда к городу приближались войска Наполеона. Еще там были пейзаж из Гарца, пейзаж с Рюгена, корабль у берега под Грайфсвальдом и руины в Эльдене[11] с могучими дубами, которые Фридрих так любил. Девять картин, целая автобиография. И только одну картину совсем не удалось спасти из огня, большой автопортрет Каспара Давида Фридриха. Он целиком и полностью сгорел в родном доме своего создателя.

Члены семьи думают, как можно снова оживить былое великолепие опаленных картин, и им никак не обойтись без имени «Адольф». Владелец картин Адольф Ланггут, внук брата Фридриха – Адольфа Фридриха, просит о помощи своего родственника по имени Фридрих Адольф Густав Пфлуградт, который приходится внуком сестре Фридриха Доротее. Он не просто Адольф и не просто какой-то родственник, он еще и рисует, так что ему передают девять испорченных картин, он чистит холсты и дерзко покрывает их яркими красками, не сильно заботясь о соответствии оригиналу. Многочисленные пузыри, появившиеся от жара, он протыкает своей кистью, чтобы краска лучше держалась на неровностях. Трудно сказать, что хуже для картин – пожар или кисть Пфлуградта. Как бы то ни было, эти многострадальные картины без происшествий переживут Первую мировую войну на Ланге Штрассе, 28. Следующий владелец этих девяти картин, тоже некий правнук сестры художника, разорился – в этом случае более уместно будет слово «прогорел». Перед своим банкротством он опубликовал в журнале «Мировое искусство»[12] объявление: «Продаю картины Каспара Давида Фридриха». Но никто не отозвался.

И всё же одна из тех картин, а именно мрачное «Уттевальдское ущелье», попадает в Берлин из сгоревшего родного дома в Грайфсвальде. Она удачно оказывается в руках Вольфганга Гурлитта