Конечно, мне было горько и обидно, но я держалась, никому не желая показывать всю глубину и тяжесть своих переживаний. Я позвонила маме. И чтобы успокоить ее, сказала: «Да ты не пугайся – все нормально, я уже расслабилась, попарилась в баньке. Вскоре за мной приедут, заберут, чтобы больше ничего мне не напоминало этого ада… Все будет о’кей, и я буду счастлива!» Мама сделала вид, что успокоилась. И сообщила, что Юлька, моя любимая сестренка, уже выехала ко мне.

На самом деле вскоре приехали мои близкие и друзья, которые болели за меня на трибунах, – они уже и обмороки пережили, и сердечные приступы – они же тоже меня потеряли из-за того, что мой телефон был недоступен… Но, увидев, что я жива и невредима, успокоились. Мы расселись по машинам и понеслись в райские кущи. Именно так они описали мне ту закрытую виллу, которую они сняли специально, чтобы спрятать меня от чрезмерно любопытных посторонних глаз.

Это было поистине волшебное место! Там было фантастически красиво: вилла стояла прямо на берегу, за огромными окнами в закате солнца серебрилась гладь Эгейского моря, столики на веранде ломились от моих любимых средиземноморских блюд, в тонких хрустальных кувшинах рубинами переливалось вино. Мы сели к столу, вкусно поели, выпили за мои успехи и выдержку. И только там, в кругу самых близких мне людей, как мне тогда казалось, я уже не могла больше сдерживаться и дала волю своим чувствам.

Одному Богу известно, откуда взялось столько слез! Я рыдала всю ночь, я винила себя, я страдала оттого, что еще четыре года до Пекинской Олимпиады я уже не выдержу, я жалела себя, своего тренера, родителей, сестру, всех, кто в меня верил, всхлипывала, на мгновение успокаивалась и снова рыдала… Слезам не было конца… Я прорыдала до утра и, как мне тогда казалось, выплакала всю боль, все переживания и все стрессы минувших лет. Никто не успокаивал: все понимали, что мне нужно было именно это.

Вспоминая все это сегодня, могу сказать, что ни афинская боль не была мною выплакана до конца и рана не зарубцевалась, ни сиднейская, когда я рухнула у того колченого коня на колени… До сих пор это живые и кровоточащие раны! К сожалению, в большом спорте не бывает мелочей. И эти досадные нюансы порой способны в считаные мгновения перечеркнуть многолетний труд спортсмена на пути к наивысшей цели. Больше чем уверена: если бы я выиграла на афинской Олимпиаде брусья, я бы продолжила спортивную карьеру и пошла на свою четвертую Олимпиаду, чтобы покорить вершину, которая лично для меня так и осталась непокоренной – титул олимпийской чемпионки в многоборье! Серебро меня не удовлетворило тогда, не удовлетворяет и сейчас. Стать абсолютной чемпионкой в многоборье было моей мечтой. И недостигнутая вершина продолжала бы манить меня, заставляла бы терпеть боль и тренироваться ради вожделенной цели. Потому что именно в этом и заключается магия побед.

А тогда, в далеком уже 2004-м, на сказочной афинской вилле, я проснулась наутро с опухшими глазами и была похожа на девушку из китайской делегации. Но зато на душе у меня было легко-легко, как в детстве, когда я, веселая и заводная, с утра до ночи прыгала на батуте.

И там, на романтической вилле, я поняла, что самое главное и интересное в моей жизни еще только начинается! Я так верила в надежное мужское плечо, которое было тогда со мной рядом… Увы, жизнь прожить не поле перейти!

Детство у меня было совершенно беззаботное и счастливое. Во всяком случае, мои родители все делали для того, чтобы оно таким было. Мама с папой переехали в Белгород из Мордовии. Если точнее, как рассказывала мама, сначала на разведку в Белгород уехал папа. Ему нужно было найти там работу и какое-то жилье, где могла бы поселиться молодая семья, решившая начать самостоятельную жизнь… Особенно хотелось этой самостоятельности папе, поскольку мамина родня не очень-то радовалась этому браку. Папка мой был сельским парнем, с баяном наперевес. А мама выросла поближе к городской среде. Но деревенские ребята – люди настойчивые, особенно те, кто владел музыкальными инструментами, – общительные, компанейские – одним словом, уговорил он и маму, и ее родителей… В общем, они поженились, и папа поехал. Уехал и пропал… Проходит неделя, другая, а от него никаких вестей. Молчит и маму к себе не вызывает… Мама собралась и поехала за ним в Белгород налегке. Приехала, простимулировала папку, чтобы он быстрее с работой определялся, и занялась поисками жилья. В итоге отец устроился работать на стройку, мама нашла маленький флигелек, пристроенный к большому дому, в котором им разрешили пожить… Мама тоже пошла работать – в детский садик. Когда мама была беременна мною, родители думали, что родится мальчик. В те времена ведь УЗИ еще не было и прогнозы о половой принадлежности будущего ребенка делались по каким-то народным приметам. Так что родители даже имя предполагаемому мальчику придумали – Алешка. И общались со мной до моего появления на свет как с мальчиком. Может, именно поэтому я и была в детстве такой сорвиголовой с абсолютно мальчишеским характером.