Дивно ли, если муж (Сын Владимира. – В. К.) пал на войне? Умирали так лучшие из предков наших. Но не следовало ему искать чужого и меня в позор и печаль вводить. Подучили ведь его слуги, чтобы себе что-нибудь добыть, а для него добыли зла… И не враг я тебе, не мститель. Не хотел видеть крови твоей…
Ибо не хочу я зла, но добра хочу братии и Русской земле… Не от нужды говорю я это, ни от беды какой-нибудь, посланной Богом, сам поймешь, но душа своя мне дороже всего света сего.
На Страшном Суде без обвинителей сам себя обличаю» (Там же – С. 327).
Как пишет Кожинов: «…это послание, по-видимому, произвело громадное впечатление на Олега. Осенью того же, 1097, года Олег прибыл в принадлежавший Владимиру Любеч, где состоялся знаменитый съезд князей во главе со Святополком Киевским. На Любечском съезде, по летописному сообщению, было провозглашено: “…почто губим Русьскую землю, сами на ся котору (распрю, раздор) деюще?. ноне отселе имемся в едино сердце, и блюдем Рускые земли”» (Там же.).
Прямое прочтение христианской доктрины не как государственной религии, а по текстам первоисточников, попытки сменить ценности, правящие русскими сообществами – это все для меня итог примерного двухсотлетнего правления киевской военной культуры и, соответственно, психологическая «реакция» на это правление русских людей. Иными словами, Владимиром Мономахом на рубеже XI и XII веков была заложена основа для смены культуры. И как в случае с Киевом, для этого потребовалось перенести центр и столицу Руси как можно дальше от основного хранилища правящей культуры.
Но по-настоящему эту революцию совершает сын Юрия Долгорукого Андрей Боголюбский. Именно при нем лучшие люди Руси, ее цвет, ум и способности съезжают с Киевщины и переезжают на Владимирщину. И начинается русский ренесанс, возрождение русского язычества в рамках теперь уже прочно утвердившегося христианства. Смею, правда, предположить, что христианства, в первую голову, понятого так, как понимал Владимир Мономах, то есть как пути к Богу, а не как пути к мировому господству. Хотя это, конечно, только предположения.
Зато не вызывает сомнений, что символом этой культуры, которую исследователи называют Двоеверием, является Дмитриевский собор Владимира, построенный братом Андрея Всеволодом. Владимирские князья, конечно же, были людьми разумными и вполне отдавали себе отчет в том, что для защиты государства нужна сила и сила военная. А это значит, что и соответствующая этому требованию вера, объединяющая народ. Назовем ее современно: политическая религия. Но что-то должно быть и для души…
Маленький кусочек из рассказа владимирца о Владимирщине:
«Исследователи этого единственного в своем роде памятника искусства (Дмитровского собора) подсчитали, сколько и каких изображений поместили мастера на трех его стенах, без аркатурного пояса и без трех алтарных апсид, составляющих четвертую стену. В книге Н. Н. Воронина приводится такая таблица:
Изображения христианского характера 46
Звери и птицы 236
Грифы 28
Растения 234
Прочие 22
Итого: 566 изображений
Выходит, что изображений христианских помещено всего лишь на 8 процентов резных камней.
Всеволод поручил строить монашески-строгий и величественный Успенский собор властям церковным. Его воздвигали для народа, который нужно было держать покорным князю и священнослужителям.
А Дмитриевский собор Всеволод повелел строить для себя, для своей семьи, для своих приближенных» (Голицын С. М. Сказания о белых камнях. – М.: Молодая гвардия, 1980 – С. 159).
Возможно, что именно Ростово-Суздальские земли были той упомянутой арабскими источниками Артанией или Арсанией, которая наряду с Куявой и Славией была третьим центром русских земель. И если Куява – киевщина считается центром воинским, а Славия – торговым, то Арсания была центром сакральным, местом духовного поиска в залесской тишине…