Добрый час ушел на то, чтобы выбраться из Улья в Крольчатник к тому самому месту, где возле кучки конского навоза терпеливо дожидался Нинни.

Я подсадила Джули в седло. До Уайт-стрит оставалось пятнадцать минут пути, но малышка здорово вымоталась.

– Куда поедем? – спросила она.

– Домой. Назови адрес.

Она поджала губы и уставилась на луку седла.

– Джули?

– Там никого нет, – отрезала она. – Мама ушла. А больше у меня никого нет.

Ну и дела…

Близилась ночь. Что мне оставалось – выбросить на улицу голодного, усталого, потерявшего мать чумазого ребенка? Дайте-ка подумать…

– Мы заедем к вам домой и посмотрим, не вернулась ли она. Если нет, переночуешь у меня.

Мамочка не вернулась.

Домик Джули прятался в углу жилого комплекса – в стороне от Уайт-стрит. Новизной жилище похвастаться не могло, зато внутри было чисто, разве что в раковине на кухне громоздилась немытая посуда. Похоже, изначально здесь было две комнаты, но кто-то, наверное сама хозяйка, отделил часть гостиной деревянной перегородкой. В итоге получился небольшой закуток, где помещались старая швейная машинка, пара шкафов и маленький стол. На нем лежало почти законченное платье светло-голубого цвета, сшитое явно для дочери.

Я бережно погладила ткань. У ведьмы имелись свои недостатки, но она очень любила своего ребенка.

Малышка отправилась в спальню и принесла фотографию. С нее смотрела усталая женщина с распущенными светлыми волосами. У нее были карие глаза, точь-в-точь как у дочери, и бледное лицо. Она выглядела измученной и лет эдак на десять старше своих тридцати пяти.

Я велела Джули помочь мне вымыть посуду. На дне раковины обнаружилась бутылка «Уайт айриш роуз» с белой этикеткой. Из горлышка воняло спиртом. По слухам, напиток приводил людей в дикую ярость.

– Мама когда-нибудь на тебя кричала? Била тебя, когда пила?

Джули наградила меня злобным взглядом:

– Она хорошая!

Я выбросила бутылку.

Пару часов спустя мы оставили Нинни в конюшне ордена. После передышки магия снова принялась атаковать Атланту короткими очередями. День перетек в вечер, я устала и проголодалась. По нескончаемой веренице улочек мы отправились на север, в квартиру, когда-то принадлежавшую Грегу. Теперь, пока я находилась в городе, она служила мне домом.

По узкой лестнице мы с Джули поднялись наверх. Магическая волна опять разбушевалась. Толкнув дверь, я ощутила покалывание охранных чар, и все вспыхнуло голубым. Впустила Джули, закрыла за нами дверь и сняла обувь.

– Мило. А на окнах решетки… – сказала малышка.

– Чтобы держать злодеев подальше. – Недосып наконец меня настиг. Я чертовски вымоталась. – Снимай обувь.

Джули послушалась.

Порывшись в кладовке, я обнаружила коробку со своими старыми подростковыми вещами: я носила их, когда после смерти отца переехала к Грегу, а он ее сохранил.

В пятнадцать лет я была гораздо крупнее тринадцатилетней Джули, но одежда должна была подойти.

Я бросила ей спортивные штаны и футболку.

– Прими душ.

– Не буду.

– А есть хочешь? Кто не моется, тот не ест.

– Ну ты и отстой, – обиженно выпятила нижнюю губу Джули.

Я скрестила руки на груди.

– Мой дом – мои правила. Если что-то не нравится, выход вон там.

– Отлично!

И она направилась к двери.

Скатертью дорожка! Я стиснула зубы, надеясь, что не произнесла это вслух, и удалилась в кухню. Вымыла руки с мылом и полезла в холодильник в поисках еды, но нашла лишь миску лоукантри бойла [10].

Мне бы сошло и так: початки кукурузы и креветки хороши и в натуральном виде, сырой картофель с сосисками я бы тоже переварила без труда – очень уж проголодалась. А вот Джули, вероятно, предпочтет поесть горячего и, желательно, с маслом.