Они хотели сесть, но их стулья тут же отскочили в сторону. У Чарли округлились глаза: он готов был поклясться, что видел, как мебель перебирает ножками.

– Ах да, – устало подтвердила Мангустина. – Здешние стулья очень плохо воспитаны, именно поэтому их сюда и отправили.

Не только они испытывали трудности, пытаясь сесть. В классе начались настоящие скачки. За несколько секунд стулья буквально пришли в неистовство: наскакивали на подростков, запрыгивали на столы, вставали друг на друга, складываясь в штабеля, и требовалось несколько человек, чтобы оторвать взбесившиеся предметы мебели друг от друга. Успокаивались они, лишь когда кто-то всё же умудрялся опустить на сиденье пятую точку. Похоже, основная масса воспитанников Святых Розог имела изрядный опыт в деле укрощения стульев, поэтому проблема решилась минут за десять. Не повезло только Чарли: стул, за которым он гнался, сильно пнул его в голень. В конце концов он поймал беглеца за спинку и быстро поставил возле стола. Затем, сердясь на себя за вынужденную грубость, ласково похлопал стул по сиденью и сел, приговаривая: «Ну-ну, я не хочу причинять тебе боль. Ты очень красивый стул». Стул слегка задрожал под весом Чарли, но потом затих – вероятно, успокоился.

– Конечно же, это сделано специально, – объяснила Мангустина. – Как сам понимаешь, если кто-то из нас посмеет встать с места во время урока, его стул сбежит, и преподаватель сразу это заметит.

– Надо же. Как по мне, это очень забавно, – ответил Чарли.

В ту же секунду дверь класса открылась, и раздались бурные аплодисменты.

– О нет! – тихонько пискнула Мангустина. – Это Алаутрус Фенки! Я надеялась, что его тут больше не будет… Он такой высокомерный, что каждый раз тратит магию на аплодисменты, чтобы объявить о своём появлении.

В самом деле, первым, что увидел Чарли, были ноздри вошедшего, вытянутые и слегка волосатые. Учитель так задирал нос, что сразу становилось ясно: он испытывает к окружающим глубокое презрение. Преподаватель шёл, заложив руки за спину и выпятив живот, просто упиваясь чувством собственной значимости. Обратив лицо к ученикам, он окинул их взглядом, как бы говоря: «Вы пропащие дети, и, как бы вы ни старались, толку не будет». До сих пор моральный дух Чарли был крепок, но под этим уничижительным взглядом ощутимо дрогнул.

– Берём «Словарь заклинаний», – объявил преподаватель. Голос у него оказался откровенно неприятный, несомненно выработанный в результате многолетней практики. Учитель хлопнул в ладоши – и в тот же миг стая словарей с полок атаковала учеников. Чарли рефлекторно взмахнул рукой и сбил словарь, нацелившийся в затылок Мангустины, но пропустил книгу, летящую в него самого, и она с налёту поразила его в челюсть.

– Иногда нужно подумать о собственной защите, прежде чем заботиться о других, – прошептала Мангустина. – Иначе ты в Святых Розгах долго не протянешь.

Чарли взглянул на неё с укором, потирая ушибленный подбородок – наверняка останется огромный синяк.

– В смысле, я хотела тебя поблагодарить, – поправилась Мангустина.

– Откройте книгу на странице четыреста пятьдесят семь, – выкрикнул преподаватель. – Мы будем читать с того места, где остановились в прошлый раз. Эй, новенький, чёрный, ваша очередь.

Обращение «чёрный» шокировало Чарли. Он подумал, не проявление ли это расизма, потом решил, что так оно и есть, однако поспешно открыл словарь на нужной странице. Уговаривая себя не возмущаться, он не мог отделаться от ощущения, что это мелкое оскорбление – лишь первое в длинной череде грядущих унижений.

– Третье заклинание, – прошипела Клёпа, сидящая позади Чарли.