Короткий коридор, узкая каменная лестница наверх в конце. Через две дюжины ступеней ещё один коридор с деревянными дверьми с двух сторон. Понятно, подвал. Может, в этих комнатах окна есть? Заглянули, проверили. Ага, есть – под самым потолком для очень тощей кошки.
В итоге, проплутав ещё четверть часа, мы вышли через чёрный ход рядом с кухней в предрассветный сумрак. На кухне Рейн разжился большим тесаком, а я, не удержавшись, выхлебала ковшик воды – пить хотелось нестерпимо.
Не успели ступить на мощённую плиткой дорожку, как из тени большого дерева на нас бросился рычащий пёс. Не страшно – шевельнула рукой – пусть спит… Хорошо хоть лай поднимать не стал. Видно, тоже тренирован убивать молча, как наши.
Мне сейчас было море по колено – в крови плескалась, бурлила, пела, пенилась, звенела освобождённая магия… Я даже, щёлкнув пальцами, затворила за нами на засов изнутри калитку, ведущую на улицу. Пусть думают, куда и как мы исчезли. Да и были ли мы тут вообще? Ну и влетит тем головорезам, когда они доложат о том, что нас поймали, – а в подвале не окажется ни следа пленных, только пивная лужа. Уплыли! Или вообще спьяну померещились!
Вот только где мы сейчас? Ну да, вроде город… но Салерано большой.
– Я знаю, где. Я даже был в этом особняке. Он принадлежит первому заместителю градоначальника – ньеру Сивано. Кто он – это отдельная история, расскажу тебе дома. Давай мне малышку, и пошли отсюда. Нам недалеко…
Уже рассвело, когда мы добрались до своего крыльца. Я едва ковыляла, цепляясь за руку Холта – чувствуя, что запал погас, фонтан иссяк, бобик сдох, а сама я свалюсь сейчас мешком прямо на улице, как те пьяные, которые после праздника храпели чуть не в каждой подворотне или канаве. Преимущество тёплого климата, так сказать, – где напился, там и спать завалился.
И в прихожей ноги всё-таки подкосились…
Рейн передал малышку заахавшей Бет – добрая кормилица так и не ложилась спать – ждала нас всю ночь. А сам подхватил меня на руки и понёс наверх, в спальню.
Что было дальше – не знаю.
Спала я до вечера. Открыла глаза и, вспомнив всё, встревоженно заозиралась – где мой ребёнок?
– Не волнуйся, вот она, рядом, в корзине. Дать тебе, кормить будешь?
Рейн, осунувшийся, ещё бледнее обычного, поднялся из кресла:
– Раз проснулась, пошлю Бетани за доктором – пусть придёт, вас осмотрит.
– Не надо, – отмахнулась я, – всё нормально. Теперь я сама себе доктор, и получше ньера Ильери.
– Тогда не мешаю. Как покормишь – позови. Переложу её назад в корзину, и, – замялся, – нам нужно поговорить.
Я кивнула, зачарованно глядя на покрытую светлым пухом головку у своей груди. Какие кулачки крошечные… и миниатюрные пальчики с малюсенькими ноготками. Одно слово – чудо!
Чудо засопело, из уголка мягкого ротика поползла белая струйка.
А я сидела, держала её на руках и смотрела, смотрела…
Наверное, Холту надоело ждать – он постучал сам. Следом вошла Бет с подносом: стакан чая с молоком, печёные яблоки с сахарной корочкой на блюдечке и на другом – три котлеты, от которых поднимался парок. Я, вдохнув запах, сглотнула. Сейчас сама слюной капать начну!
Когда Бет унесла пустой поднос, Рейн пересел в изножье кровати. Взглянул на меня, потом, потупившись, уставился в пол и заговорил:
– Ньера Алессита, я виноват перед вами…
Вздохнул.
Ого! А чего это он вдруг перескочил на «вы»? Вскинула на него глаза – чёрный и серьёзный, как гробовщик. Смотрит не на меня, а куда-то в пол.
– …Я представить не мог, что на нас нападут вот так, посреди дня, в людном месте. В результате моей недальновидности и беспечности вы и ребёнок чуть не погибли. Если вы желаете развестись немедленно, я дам согласие и подпишу все бумаги…