Это была неприкрытая лесть, но Анрион не возразил. Порой так хотелось услышать слова поддержки и ободрения, пусть даже и пристрастные. Он всегда считал себя неплохим магом, но, увидев сегодня, на что способны сестры Салливерн, понял, что на их фоне он просто жалкий голоштанный мальчуган, возомнивший себя взрослым и сильным. Это здорово подкосило его самоуважение и для восстановления веры в себя требовалось нечто более весомое, чем похвала зависимого от него родственника.
На площадь он вышел с унылым видом. Редкие фонари, зажженные стражниками, не рассеивали, а лишь подчеркивали невероятно темную ночь. Порой в Помаррии бывали такие глухие беспросветные ночи, когда на черном бархате неба не было видно ни луны, ни звезд. Криспиан запнулся обо что-то невидимое в темноте, запрыгал на одной ноге и сердито выругался.
Не желая получить ушиб на неровной дороге, Анрион подбросил вверх самый обычный светляк, неожиданно раскрывшийся в высоте ярким бело-голубым цветком с мерцающими золотистыми краями. Его холодноватые лучи окрасили всю площадь в невероятно красивые оттенки.
– Я же говорил, что ты слишком скромничаешь! – восторженно прокричал граф. – Я такой красотищи еще не видал! Браво!
Герцог с удивлением посмотрел на сияющее над головой светило, вполне заменившее солнце, правда, на небольшой площади. Никогда прежде ему не удавалось создать светляка такого размера и мощи. Что случилось? Похоже, это действие остаточной магии сестер Салливерн, ведь сражение они здесь вели отнюдь не шуточное.
Анрион знал об этом редком явлении из рассказов своих учителей, но никогда не наблюдал воочию – в Помаррии никогда не случалось магических выбросов столь сильных, безрассудных и ярких, что устроили необычные гостьи.
– Это вовсе не я, это все еще действует магия сестер Салливерн, – признался он брату, оглядывая стены замка. – Ты лучше посмотри, что здесь творится!
Граф перевел взгляд туда, куда ему показывал герцог и пораженно засвистел. Стены еще вечером бело-серого дворца были закопчены так, будто он был свиньей, зажаренной на ужин на углях. Беломраморные статуи, украшавшие площадь, тоже были все в потеках то ли сажи, то ли пепла.
– Однако! – единственное, что смог выговорить ошеломленный граф. Немного помолчал, осознавая размер нанесенного герцогскому дворцу ущерба, и с неожиданной для себя прагматичностью признал: – Это просто счастье, что твой отец сумел уговорить их убраться из дворца. Представляешь, что случилось бы с залом, если б эти милые девицы порезвились там?
– Ничего бы не было, – пожал плечами Анрион.
– Что ты имеешь в виду? – Криспиан не понял мрачной шутки. – Ничего не осталось от зала?
– Чего мелочиться? Думаю, что от дворца, – пояснил свои слова герцог.
Граф надулся и обиженно заявил:
– Я порой твоих шуток вовсе не понимаю.
Анрион подошел к статуе весны, держащей в руках букет первоцветов, и потер рукавом полосатый от сажи мрамор. Рукав тут же почернел, а статуя ничуть не стала чище. Он показал испачканную ткань брату:
– Это что, шутки? Я вовсе не шучу, с чего ты взял? Здесь боевой магии вполне хватило бы, чтоб уничтожить не только дворец, но и все окрест.
– Ты думаешь, они снесли бы весь дворец? – от столь радужной перспективы у Криспиана защипало в носу, и он оглушительно чихнул.
– Все может быть, – оторвавшись от созерцания испорченных статуй и фасада дворца, до самой крыши вымазанного несмываемой сажей от магических разрядов, герцог пошел в сторону гостевого крыла, где разместились виновные в погроме магини.
Сияющий бело-голубым светом цветок поплыл за ним, оставляя за собой кромешную тьму, скрывшую нанесенный окрестностям ущерб.