– У нас в фильме есть похожая сцена с призраками. – Серафим умолк.
– Спонсор фильма – Леонард, – вспомнила я.
Раздался протяжный вопль.
Серафим дернулся, но тут же попытался храбро улыбнуться, у него это даже получилось. А я философски приподняла одну бровь. Вопль явно принадлежал не банши, у нас в крепости гильдии отъявленных как-то завелась одна, поэтому их голос я научилась определять. Кстати, банши сама сбежала от нас, когда кто-то из моих родственничков свистнул у нее саван. Вой голодного оборотня звучит чуть более глухо, и там обязательно должны быть лающие нотки, а здесь их не было. Вопль смахивал на победный клич гоблинов, но нет, явно это не гоблины, у тех слышно легкое потрескивание, они обожают во время крика пощелкивать зубами.
– Да, это призраки, – профессионально подтвердила я.
Серафим ничего не ответил. Его рука поднялась сама собой, указывая вперед. Хорошо, что это была рука с телефоном, который и осветил приближавшегося к нам призрака. Нет, я не хочу сказать ничего плохое про призрака, он тоже светился, но его света оказалось как-то недостаточно.
Это была Невеста. Признаюсь, призрак выглядел даже еще красивей, чем та девушка на картинке из телефона. Она была необычайно хрупкой; огромные наивные глаза, наполненные синим свечением; маленький вздернутый носик; чувственные губы мерцали пурпурным светом. Одним словом, все поэты всегда описывали примерно таких утонченных красавиц. Одета Невеста была, как и на той картинке – в изумительно красивый халатик.
– Расчешите мне волосы, – попросила Невеста, протягивая к нам свои утонченные руки, на ее длинных пальцах мерцали призрачные кольца.
– О, Бунталина, я предупреждал! Но я не оставлю тебя. Я спасу тебя. Бежим! – Серафим дернул меня за рукав.
– Не мешай девушкам беседовать, – попросила я и повернулась к Невесте. – Расческу давай.
Закладка
– Что? – взвыла она с изумлением.
– Я говорю: расческу дай, – повторила я.
– Зачем? – растерялась Невеста.
Я схватилась за голову. Вот из-за таких призраков потом все говорят, будто у девушек нет логики. Впрочем, к счастью, свидетелей у этой сценки не было, ибо Серафима можно не брать в расчет, он чередовал постукивание зубами с попытками улыбаться и вряд ли вдавался в смысл нашей беседы. Телефон в его руке погас, но глаза уже привыкли к темноте, теперь хватало и сияния призрака.
Невеста засветилась синим, потом сменила цвет на интенсивно-малиновый и, наконец, стала ярко-оранжевой. Впрочем, ее утонченной красоте это все равно не повредило.
– За столько лет вы первые, кто не сбежал! Ты первая, кто ответил мне, и ты первая, кто решился выполнить мою просьбу! – Завывания Невесты постепенно перешли в нормальную речь. – Порядки изменились, нравы пали, люди стали грубы и бессердечны.
– Вообще-то я тоже возмущена невежеством людей, – поддержала я Невесту. – Ужасающе несправедливо, что среди них не нашлось ни одного учтивого человека, готового выполнить твою просьбу. Подумать только, ведь ты просишь о такой малости.
– Да-да! – Призрак Невесты вспыхнул ярко-сиреневым. – Более того, знала бы ты, сколько оскорблений мне пришлось выслушать! Я не сделала им ничего плохого, я была вежлива, а взамен получала грубые слова. Это так печально!
– Красивым девушка вообще очень тяжело приходится, – тут же согласилась я. Надеюсь, в тот момент у меня не было пятна на носу и волосы лежали аккуратно, не хочется, знаете ли, выглядеть чучелом рядом с такой мечтой поэтов. – Вместо того, чтобы восхититься, как ты изящна сегодня, они кричат: «Отдай кошелек, стерва!» Разве это вежливо! Вместо того, чтобы похвалить прическу, над которой трудилась полдня, они говорят: «Плаха по тебе плачет».