Из того, что говорил Ганимед будущему королю Артуру, можно выделить и еще несколько фундаментальных положений, проясняющих отношения друидической философии к другим системам мышления. В частности, тезис о том, что никогда не следует подвергать риску свой собственный духовный мир и не стараться примирить его с духовным миром другого, никогда не заменять Я на Мы. С его точки зрения, религии, которые утверждают, что только они владеют Истиной, показывают свою незрелость, ибо в мире всегда были, есть и будут массы тех, кто готов порицать, осуждать и лишь горстки тех, кто готов двигаться дальше и быть однажды, дважды и трижды рожденными в этом мире.
Из этого вытекает вполне современный тезис о том, что историю двигает меньшинство, а большинство лишь присоединяется к тому, что это меньшинство выдвинуло. Проблема лишь в том, что нечто может до определенного момента еще не быть «мейнстримом». Когда это нечто мейнстримом становится, вся толпа, «готовая порицать и осуждать», принимает то, что всего пять-десять лет назад порицала и осуждала.
В этой связи интересно также наблюдение о том, что ни один путь не может быть полностью правильным, поскольку человечество состоит из невероятной смеси людей, проходящих свое становление с различной скоростью.
Ганимед практически в стиле библейских притч выдвигает метафору о том, что не могут все яблоки в саду созревать в один и тот же миг. Отвечая на вопрос Артура о том, почему бы друидам не встретить надвигающееся христианство во всеоружии, поскольку новая религия грозит затмить свет Солнца, Ганимед философски ответил, что когда Солнца слишком много, то возникают пустыни, и приходящие христиане заменят Солнце своим Солнцем, которое тоже будет освещать путь. Задача друида при этом изменившемся Солнце приспособиться и ужиться внутри нового. Он не видел в этом ничего плохого, ибо созданное человеком должно жить бок о бок с нерукотворным. Пути к Богу в этом понимании могут быть различными, несмотря на то, что некоторые из них более прямые, чем другие.
Метафорично завершая размышления на эту тему, Ганимед говорит о том, что капля дождевой воды становится единым целым с Землей, а потом поднимается опять в облака. Примерно также Солнце умирает каждую ночь, чтобы утром родиться снова.
И наконец, если представить себе образ Бога, то можно вполне согласиться с христианским представлением о нем, которое, по мнению друидов, создано по человеческому подобию – «величественный человек, восседающий на золотом троне, готовый судить каждый совершенный человеком поступок, даруя ему вечное вознаграждение или вечные муки». Однако это всего лишь человеческое представление о Боге, которое может быть различным.
На самом деле Бог находится за пределами мыслительных способностей человека, и лишь поэтому человек пытается утолить свое разочарование бесчисленными атрибутами, которые без всякого сомнения красивы, величественны, а порой и забавны, но не имеют к реальному образу Бога никакого отношения. Поскольку Бесконечное непостижимо, то ответа на вопрос об образе Бога просто нет. Будучи существами, принадлежащими к физическому миру, люди не могут познать Бесконечность и не могут увидеть Бога.
В конце концов Ганимед суммировал свои экуменические, если выражаться современным языком, взгляды в нескольких тезисах: «Нет другого Бога, кроме непостижимого»; «Нет ничего непостижимого, кроме немыслимого»; «Нет ничего немыслимого, кроме неизмеримого»; «Нет ничего неизмеримого, кроме Бога»; «Нет другого Бога, кроме немыслимого»; «Сущность религии слишком мало изменяется из века в век, потому что все боги – это не что иное, как единый Бог».