Примерно в километре степняки, не снижая скорости, развернули строй. Всё, теперь никаких сомнений для чего они тут не осталось. Я достал телефон, включил камеру на запись и сунул в нагрудный карман. Пусть господин полковник самолично увидит, для чего нужны и что могут в реальном бою пулемёты Калашникова.

Семьсот метров.

– К бою! – кричу я и хватаю пулемёт.

С обеих сторон холма выбегают и встают цепью драгуны. Барлас-бей начинает что-то кричать и махать руками. Вряд ли он советует соплеменникам спасаться, потому что те переходят на самый быстрый галоп.

Пятьсот метров. Четыреста…

– Снайперы!

Им ещё далеко, но Горшенев уже стреляет. Лошадь под одним из всадником падает, сам же наездник на полном ходу вылетает из седла. Вот он, гавшпан!

Всё! Пора!

– Пулемёты! Огонь!

Первой очередью попадаю только я, но это не беда: расстояние быстро сокращается, сейчас и остальные внесут свой вклад.

Я даю веером длинную очередь, Трофим тоже. А вот уже и Корягин с Пеньковым принимают участие в общем празднике жизни.

От врагов остаётся меньше половины. Мы стреляем по лошадям, это сразу уменьшает количество атакующих, а спешенные всадники от нас всё равно никуда не денутся. Некуда им тут от нас деваться: степь, в ней не спрячешься.

Трофим опускает свой пулемёт. Лента кончилась. Смолкает и пулемёт Корягина, наверное, тоже пустой. Конники поворачивают в его сторону, угрожая обойти нас справа. Я, признаться, не сильно надеялся на то, что степные воины при первых же очередях дадут дёру, но и особого героизма от них не ожидал. А сейчас…

– Огонь! – кричит Ситный, и залп из двух десятков стволов останавливает попытку флангового охвата. Сметанин тоже стреляет. Без команды. Я ему потом вставлю!

Кто-то из степняков начинает командовать, но Бабкин это моментально пресекает. Кочевники, которых уже едва ли с четверть осталась, разворачиваются и пытаются свалить. А вот хрен вам! У нас тут ещё один пулемёт припасён.

– Данилыч! Давай! Вали шахидов!

Всадники удаляются, но дальнобойности пока хватает и у Прокопова, и у Бабкина с Горшеневым. Убегающих всё меньше и меньше. Лошадь – мишень хоть и подвижная, но крупная. А выжившими всадниками сейчас займутся:

– Русанов! Догнать!

– По коням! – кричит сержант, и вот уже за пытающимися спастись бегством отправляется дюжина хорошо вооружённых и очень злых драгунов.

– Горшенев! Бабкин! Вожака мне сюда! – ору я.

Единственный, кто сегодня не принял участия в бою, это Федулин. У его ног скуля, валяется некогда грозный воин – Барлас-бей. Если командир только что перебитого отряда выжил, то сержанту сейчас выпадет возможность выплеснуть свою ярость. Нет, не на него, для выплёскивания ярости будет использован командир предыдущего отряда.

Я оглядываю поле боя. А недобитков-то, оказывается, хватает!

– Ситный! Давай этих всех сюда! Кто тяжёло ранен, того в расход!

Я ещё с этими сволочами возиться буду? Да вот хрен! В расход!

Заснимем для товарища полковника пленных, а потом телефон выключим. Ни к чему высокому начальству смотреть на то, что будет после.

Вот Бабкин с Горшеневым волокут ко мне богато одетого кочевника. Похоже, не ошиблись – он командовал.

– По-русски понимаешь? – первым делом поинтересовался у пленника я.

– Моя русский понимай.

– Хорошо. Кто ты такой? – спросил я, не выпуская из рук пулемёта.

– Моя есть Ёгерёк Джирон ага.

– Ух ты! Тот самый Ёгерёк Джейран, которого столько лет никак поймать не могли?

– Твоя не поймай Ёгерёк Джирон. Твои шайтаны ранил Ёгерёк ага.

– Ну да! Ты ещё скажи, что так не честно.

– Твоя трус, сам не биться, твоя солдат посылай биться.

– А твоя прямо герой! Кто с безоружными воевал? Скажешь не ты?