– Вашброть, а про шуралеев-то правда, аль нет?

Я задумался. Вот что ему ответить? Что я и сам не знаю, как оно получилось?

– Вот!!! Опять! – тревожно, даже испугано воскликнул Кондрат.

Все посмотрели в ту сторону, откуда, по словам Кондрата, доносились подозрительные звуки. Почему-то никто кроме него их не услышал. То ли у парня слух музыкальный, то ли мерещится ему.

– Трусоват ты, Кондрашка! – заявил Мирон. – Пуганная ворона куста боитси!

Может быть, и да, а может быть, и нет. Проверим. Я снова запалил свой факел и, отойдя шагов на десять от лагеря, широко перекрестил пространство и громко, но так, чтобы не перебудить всех наших провозгласил:

– Изыди!!!

И тут же с той стороны до нас донеслись звуки, как будто кто-то быстрыми скачками удаляется прочь. Проще сказать: бежит. Судя по звукам, бегущих было трое, не меньше.

ТВА-А-Ю МА-А-АТЬ!!!!!

Я и сам охренел, но выражения лиц караульных я даже описать не берусь. Я шёл к ним и видел растерянность Мирона, даже не страх, а УЖАС в глазах Кондрата и восхищение вперемешку, с боязливостью что ли, которое излучало всё существо Малька-Евграфа.

– А Кондрат-то у нас – молодец! – сообщил я Мирону. – А ты сомневался. Ещё трусом его называл, а он гляди-ка чего – услыхал!

И тут меня прямо пробило: он услышал, а конь? Где конь? Что с конём?

– Мирон!!! Где Умар? – я даже не заботился, проснётся кто-нибудь от моего крика или нет. – Где Умар?

– Да здесь он, здесь! – засуетился Мирон. – Малёк, где Умар?

Совместными усилиями мы отыскали среди спящих Умара. Спросонья он никак не мог понять, что от него хотят:

– Где Тизжил? Здесь Тизжил. Ехать над?

– Где твой конь, Умар?

Проснулось ещё пара человек, и кто-то из них сказал:

– Да вон же он пасётся.

Я посветил факелом в указанном направлении и метрах в пятнадцати от лагеря увидел стреноженного Тизжила. Он не проявлял никакого беспокойства, но он и находился с противоположной от происходивших событий стороны лагеря. Я машинально проверил, с какой стороны дует ветер. Ну, да, так и есть. Значит, всё построено на запахах, и если ветер в другую сторону, то…

– Что случилося? Зачем будил, вашабродя? Зачем Тизжил? Ехать над?

– Нет, нет. Спи, Умар. Показалось, – успокоил я хозяина коня-индикатора, хренового, кстати сказать, индикатора.

Так, что мы имеем? Подошли к нам не со стороны леса, за которым мы наблюдали и не со стороны ручья с заболоченными берегами, а чуть ли не с тыла. Что это может означать? Противник хитёр и коварен, вот что это может означать и, кстати, именно это и означает. А у нас хреновый радар. Если попробовать посчитать дистанцию, то…

То с подветренной стороны к нам легко могут подобраться метров на восемьдесят, а может и на семьдесят. А может и на шестьдесят. А может и меньше.

– Ваше благородие, а как думаете, они насовсем ушли? – спросил меня Малёк минут через двадцать.

– Не знаю, – честно признался я. – В прошлый раз мы его больше не встречали. Того, которого прогнали. Убежал, только мы его и видели. Но это тогда, а как в этот раз будет, не скажу, не знаю.

Огорчённый Малёк ушёл бдить, а я задумался, глядя в звёздное небо. Думал я о том, можем ли мы теперь полагаться на коня, или лучше на Кондратия? Нужно будет рассказать о бойце командиру, пусть хоть похвалит, а лучше, чтоб к делу приспособил. Конь – это хорошо, но он суслика не видит, и всё. А суслик есть.

– Это не Галагура говорил, а копёрщик. Чужое. Взять, взять! Помнишь?

– Да, Стас, точно. Копёрщик.

Я вскочил. Стас мог прийти только во сне. Когда это я уже заснуть-то успел? Я огляделся. Вроде бы все на месте, но что-то не так. Прислушался. Вроде бы тихо, но что-то не так. Что-то не так! Когда снится Стас, всегда что-нибудь… Что-то не так! Что не так? Что? Туман? Нет. Туман там, у ручья…