Так шло мое воспитание до пятнадцатилетнего возраста. Я пользовался благосклонностью Шедония и шалости мои проходили без наказания. В один субботний день я пошел после обеда домой, чтобы взять деньги за треть года и отдать содержателю училища. Шедоний, узнав об этом, пригласил меня после посещения родителей навестить его, обещаясь угостить фруктами из своего сада. Не имея подозрения, на другой день утром свободный от занятий, я спешил исполнить приглашение; он принял меня ласково, велел своему человеку подать завтрак, показывал коллекции из многих животных, пернатых и высушенных насекомых, рассказывая о свойствах их.

Не имея склонности к натуральной истории, я пустился в сад, бегал, развился; добрый хозяин не запрещал мне рвать фрукты и цветы, и поощрял к шалостям, наконец я устал, сел в беседке и попросил пить. «Погоди, милое дитя, – сказал ласково Щедоний, – ты очень разгорячился, я принесу что-нибудь тёплое утолить жажду, иначе ты можешь простудиться – а в ожидании покушай конфет.» Он вынул из кармана целую горсть и пошел за питьём; минут через пять он воротился с большим стаканом, наполненным красным вином с сахаром и разными приправами. Напиток показался мне вкусным, я выпил залпом, и попросил еще, иезуит с улыбкою исполнил мое желание, и вдруг я почувствовал необыкновенную слабость, жар и склонность ко сну. Шедоний поспешно уложил меня в беседке, запер дверь и вышел.

Я проснулся в пятом часу пополудни, поблагодарил хозяина и поспешил в училище отдать деньги, взятые у отца, Шедоний дал мне на дорогу гостинца, простился ласково: сказав. «Поди, милое дитя, навещай меня чаще».

Я пришел в училище с довольным видом и, принеся деньги, мог ожидать благосклонного приема; но к удивлению моему, когда хотел вынуть сверток золотых монет, не только не нашёл их в кармане, но даже и серебряной монетки, которую подарила мне матушка.

Г-н Шарон (так звали нашего учителя) изъявил своё неудовольствие, стал расспрашивать, куда я девал деньги, и я рассказал всё, что со мною случилось и как я приходил к Шедонию. Послали за иезуитом; он вскоре пришёл и, узнав о деле, воскликнул: «Боже мой! Он потерял деньги. Шалун-мальчишка, был у меня и не сказал, что с ним большое количество золотой монеты; я, конечно, проводил бы его сам; верно, дорогою он выронил, у меня пропасть им невозможно; человек мой не решился бы на такой поступок; притом, когда он спал у меня в беседке, я сидел на ступеньке, читал книгу и не отходил от шалуна».

Все шумели, кричали, я плакал и не жалел денег, следующих за ученье, а горевал только о своей серебряной монетке. Так как пособить было нечем, то и решились послать меня с Шедонием домой уведомить о нечаянном случае.

Отец мой, узнав о столь значительной потере, рассердился не на шутку, хотел поколотить меня порядком – матушка испугалась, ей стало дурно. Шедоний воспользовался этим и с важностью сказал отцу:

«Укротите гнев свой – вспыльчивость противна Богу. Сын ваш потерял деньги нечаянно, это может случиться со всяким; притом Господь благословил вас с избытком и такая малость не заслуживает огорчения. Посмотрите на супругу вашу, она лишилась чувств; ваш гнев на сына поверг её в бесчувственное состояние. Ах! Это очень натурально: у вас один только сын, и какой сын! Ои украшает нравом и способностями в понятиях всё училище, он утешит вашу старость. Простите ему, сударь, эту маловажную потерю; он вознаградит новым прилежанием.»

Отец мой, видя, что денег возвратить нельзя, после выговоров и брани, отдал Шедонию другие; матушка со слезами отпустила нас в училище и упрашивала вперед быть осторожнее, а я только грустил о своей потере. Шедоний, заметив это, дал мне червонец и сказал: «Утешься, милое дитя, если тебе случится надобность в деньгах, то обратись ко мне; я заметил, что отец твой скуп, а в твои лета надобно иметь невинные удовольствия».