Не подействовало. Похоже, они уже предвкушали победу. Солдаты уложили лейтенанта на постель, кинули жребий. Двое устроились за столом резаться в кости. Остальные улеглись спать. Я прислонился затылком к двери.

Ночь обещала быть долгой.

И она в самом деле стала такой долгой, что стало казаться, будто мы с моими караульщиками оказались вне времени и теперь до скончания собственного века я буду сидеть на затекшей заднице, клюя носом и пытаясь не уснуть.

Я вскинулся и обнаружил, что двое солдат, сменивших первую пару, уже в метре от двери. Подпрыгнул от неожиданности, вояки бросились на меня, но я успел обновить щиты в самый последний момент. Разочарованно выругавшись, они вернулись за стол.

Нет, так дело не пойдет.

– Смотрю в высокое окно темницы, – с чувством продекламировал я. Оба караульных подпрыгнули, а я продолжал, еще повысив голос: – На свежих крыльях ветерка летают вольны облака^>[1].

Спящие зашевелились. Я выслушал их чрезвычайно лестное мнение обо мне.

– И так все блага заменить могилой!

– Заткнись! – рявкнул кто-то, запуская в меня подушкой.

Я на мгновение снял щиты, подхватил ее. Караульные рванулись ко мне, но в следующее мгновение я снова выстроил щиты. Любо-дорого было смотреть, как они останавливались, размахивая руками, чтобы с разбегу не влепиться в преграду.

Взбив подушку как следует, я все же не решился вытянуться на полу. Демонстративно уселся на нее, запомнил пару оборотов, которыми наградил меня ее владелец, и продолжал:

– И бросить свет, когда в нем жить так мило!

В конце концов, чего это я один должен не спать?

За этой балладой последовала еще одна, и еще. Как и у всех нобиле, в памяти у меня хранилось бесчисленное множество стихов, и я щедро делился прекрасным с окружающими. Солдаты прекрасное не оценили. Удивительно, что люди, способные, как я слышал от ветеранов, спать в любых условиях, не смогли заснуть под классические баллады и великолепные сонеты. Неужели моя декламация хуже воя чудовищ? Даже обидно.

Голос начал садиться, но я не унимался. Ночь длинная? Вы еще не представляете, насколько длинной она может быть. Только бы щиты держались, но они держались. Пока держались, а что будет потом, я не загадывал. Да благословят Семеро всех поэтов, прошлых и нынешних!

Солдаты ругались. Заворачивались в одеяла. Накрывали головы подушками – не помогало. Устав орать, я добавил заклинание «командирского гласа». Оно делает слышимым самый тихий шепот. А поскольку, как и во многих боевых заклинаниях, результат прямо пропорционален вложенной магии, то и сил потребовалось совсем немного. Я же не хотел будить капитана или выскочку. Вот кто наверняка спит себе спокойно и в ус не дует, прямо завидно.

Наконец небо в окнах начало сереть, потом окрасилось в алый.

– Парень, прекращал бы ты, а, – подал голос солдат, на которого я до сих пор не обращал внимания. Средних лет, со шрамом поперек щеки. – Скоро капитан проснется, и Беппе пора сменить, а то, не ровен час, в штаны наделает.

– Мне-то что, – пожал я плечами. Как назло, очередное стихотворение закончилось, а новое ускользало из памяти.

– Правда, заканчивай. – Он оглядел своих. – И вы заканчивайте. Я не лез, потому что он сам напросился, но покуражились – и хватит.

На лицах остальных появилось сомнение, кажется, они тоже устали.

– Тогда выйдет, что этот сопляк нас сделал, – проворчал коротышка. – А мы это оставить…

– А ты засунешь язык в задницу, пока я сам тебе его туда не засунул! – неожиданно жестко сказал солдат со шрамом. – Если бы ты его с самого начала придержал, парень бы за заклинания не стал хвататься. Так что баста!