- Ты понимаешь, в чем обвиняешь этого парня? 

- Разумеется.

- Если это ложь… 

- О, я и не надеялась, что мне кто-то поверит, - не могу удержаться от горького смешка. - Слово шлюхи и воровки против слова несчастного мальчика. Смешно ждать справедливости. 

Краткая вспышка ярости забирает последние силы, опускаюсь на тюфяк и отворачиваюсь к стенке.

- Уйдите.

Он молча выходит за дверь. 

 

 

 

7. Глава 7. Воровка и лгунья

Наверное, по закону жанра мне полагается рыдать или метаться по камере. Но я пользуюсь оказией и ложусь спать. 

Просыпаюсь под лязг дверного замка. В камеру снова заглядывает лорд-физрук и командует:

- На выход. 

- Что, уже казнь? А как же последний ужин? - сон придал силы, настроение вполне боевое. Сдаваться я не собираюсь. 

Фицбрук кривится. На его хмуром лице написано все, что его лордейшество думает о шлюхах-наркоманках, с которыми столько проблем.

Но оскорблений себе не позволяет, надо отдать ему должное. 

Под конвоем меня переводят в другую камеру. Она светлее, просторней. Под потолком находится небольшое оконце, через которое падают лучи солнца. Кровати две, но обе пустуют. Есть даже стол, на котором стоит кувшин с водой и миска с еще горячей кашей. 

Кажется, меня перевели в тюремный “люкс”.

При виде миски желудок скручивается от голода. Даже не подозревала, что настолько проголодалась. Последний раз я ела еще в прошлой жизни. 

Лорд жестом отпускает охрану и кивает в сторону стола.

- Ты, наверное, голодна.  

- Спасибо, - я все еще страшно зла на него, но язык не поворачивается ответить гадостью. Все-таки Фицбрук не совсем скотина. 

Но я помню, что именно он меня выследил и нашел. У-у-у, гад такой, что же тебе дома-то не сиделось?!

Устраиваюсь на краю кровати, подвигаю к себе миску и начинаю есть. Больше всего хочется отбросить приличия и с урчанием влезть в посудину целиком, но я сдерживаюсь. И даже не вылизываю ее после окончания трапезы. 

Все-таки лорд смотрит. 

Отставляю опустевшую миску, пью из кувшина (какая же вкусная штука - простая вода!) и складываю руки на коленях, как прилежная ученица. Кошусь на лорда. Он не ушел, значит будет разговор.

- Вы чего-то хотели, милорд?

- Да… Как ты себя чувствуешь? 

- Спасибо, гораздо лучше. 

- Хорошо, - Фицбрук вздыхает и присаживается рядом. 

Снова обращаю взгляд на вышивку на воротнике полуформенной куртки. Меч в языках пламени - что это значит? Символ какого-то силового подразделения? Явно не полицейского, у стражей порядка - две скрещенные шпаги на фоне щита. 

- По факту пыток и домогательств со стороны охраны будет проведено служебное расследование, - бесстрастно продолжает он. - Что бы ты ни думала, корона не поощряет полицейский беспредел.

- Неожиданно. Но приятно. 

Действительно неожиданно. Я не думала, что он хотя бы попробует проверить мои слова. 

Против воли в душе поднимается волна благодарности. Стокгольмский синдром в действии.

- По факту твоего нападения разбирательства, скорее всего, не будет. Я указал в протоколе, что произошла непроизвольная инициация, вызванная действиями охраны. 

Все лучше и лучше, даже подозрительно. 

- Думаю, судья согласится, что этот случай не попадает под действие закона… - он замолкает, словно пытаясь подобрать слова.

- Но, - подсказываю я.

- Что “но”?

- Я прямо слышу это несказанное “но”. В бочке меда обязательно должна быть ложка дегтя. Кладите ее уже, не томите. 

Он усмехается и достает из кармана браслет.

- Тебе придется надеть это. И носить до конца судебного разбирательства. 

Я подаюсь ближе, тыкаю пальчиком в подозрительную железяку. Браслет, как браслет - разве что некрасивый. Простая и тусклая полоска металла. Вдоль кромки идет инвентарный номер и подпись “Арс. Городская тюрьма”