- Ты понимаешь, в чем обвиняешь этого парня?
- Разумеется.
- Если это ложь…
- О, я и не надеялась, что мне кто-то поверит, - не могу удержаться от горького смешка. - Слово шлюхи и воровки против слова несчастного мальчика. Смешно ждать справедливости.
Краткая вспышка ярости забирает последние силы, опускаюсь на тюфяк и отворачиваюсь к стенке.
- Уйдите.
Он молча выходит за дверь.
7. Глава 7. Воровка и лгунья
Наверное, по закону жанра мне полагается рыдать или метаться по камере. Но я пользуюсь оказией и ложусь спать.
Просыпаюсь под лязг дверного замка. В камеру снова заглядывает лорд-физрук и командует:
- На выход.
- Что, уже казнь? А как же последний ужин? - сон придал силы, настроение вполне боевое. Сдаваться я не собираюсь.
Фицбрук кривится. На его хмуром лице написано все, что его лордейшество думает о шлюхах-наркоманках, с которыми столько проблем.
Но оскорблений себе не позволяет, надо отдать ему должное.
Под конвоем меня переводят в другую камеру. Она светлее, просторней. Под потолком находится небольшое оконце, через которое падают лучи солнца. Кровати две, но обе пустуют. Есть даже стол, на котором стоит кувшин с водой и миска с еще горячей кашей.
Кажется, меня перевели в тюремный “люкс”.
При виде миски желудок скручивается от голода. Даже не подозревала, что настолько проголодалась. Последний раз я ела еще в прошлой жизни.
Лорд жестом отпускает охрану и кивает в сторону стола.
- Ты, наверное, голодна.
- Спасибо, - я все еще страшно зла на него, но язык не поворачивается ответить гадостью. Все-таки Фицбрук не совсем скотина.
Но я помню, что именно он меня выследил и нашел. У-у-у, гад такой, что же тебе дома-то не сиделось?!
Устраиваюсь на краю кровати, подвигаю к себе миску и начинаю есть. Больше всего хочется отбросить приличия и с урчанием влезть в посудину целиком, но я сдерживаюсь. И даже не вылизываю ее после окончания трапезы.
Все-таки лорд смотрит.
Отставляю опустевшую миску, пью из кувшина (какая же вкусная штука - простая вода!) и складываю руки на коленях, как прилежная ученица. Кошусь на лорда. Он не ушел, значит будет разговор.
- Вы чего-то хотели, милорд?
- Да… Как ты себя чувствуешь?
- Спасибо, гораздо лучше.
- Хорошо, - Фицбрук вздыхает и присаживается рядом.
Снова обращаю взгляд на вышивку на воротнике полуформенной куртки. Меч в языках пламени - что это значит? Символ какого-то силового подразделения? Явно не полицейского, у стражей порядка - две скрещенные шпаги на фоне щита.
- По факту пыток и домогательств со стороны охраны будет проведено служебное расследование, - бесстрастно продолжает он. - Что бы ты ни думала, корона не поощряет полицейский беспредел.
- Неожиданно. Но приятно.
Действительно неожиданно. Я не думала, что он хотя бы попробует проверить мои слова.
Против воли в душе поднимается волна благодарности. Стокгольмский синдром в действии.
- По факту твоего нападения разбирательства, скорее всего, не будет. Я указал в протоколе, что произошла непроизвольная инициация, вызванная действиями охраны.
Все лучше и лучше, даже подозрительно.
- Думаю, судья согласится, что этот случай не попадает под действие закона… - он замолкает, словно пытаясь подобрать слова.
- Но, - подсказываю я.
- Что “но”?
- Я прямо слышу это несказанное “но”. В бочке меда обязательно должна быть ложка дегтя. Кладите ее уже, не томите.
Он усмехается и достает из кармана браслет.
- Тебе придется надеть это. И носить до конца судебного разбирательства.
Я подаюсь ближе, тыкаю пальчиком в подозрительную железяку. Браслет, как браслет - разве что некрасивый. Простая и тусклая полоска металла. Вдоль кромки идет инвентарный номер и подпись “Арс. Городская тюрьма”