Вот сцена, где Вика предлагает Джони секс в обмен на свободу. «Может быть, это успокоит вас», – говорит она, но уже в следующий момент колеблется. Митя наткнулся на этот отрывок в середине первой книжки, где напряжённость между Джони и Vi достигает кульминации. Поняв, что поторопилась и что предложенная ею цена слишком велика, Вика ссылается на головную боль, менструацию или даже опасность венерической болезни. «Дурак, это же шутка!» – кричит она и возвращается к себе за прилавок.

Хороша шутка, ничего не скажешь.

«Спустя минуту, – прочёл Митя дальше, – двери офиса с шумом распахнулись и в комнату вошли солдаты Господа Бога». Они потребовали от персонала лечь на пол, и Вика немедленно подчинилась. Впрочем, Vi и не скрывала радости – солдаты прибыли как раз вовремя, а Джони только отвернулся и продолжил работу. И тут один из нападавших спросил у него, почему тот не выполнил приказ. Вика с любопытством смотрела на мужчин. «Солдат и упрямец», – думала она. В целом же картина прояснилась, и она лишь посматривала на часы.

– Мне и так хорошо, – ответил Джони.

Митя прекрасно запомнил этот фрагмент. Он так и видел героический Джонин профиль и его чуть глуповатую улыбку. Дальше следовало замешательство, попытка борьбы и, собственно, финал.

– К тому же вы мне отвратительны, – Джони отложил фотоаппарат и выключил свет. – Застегните ваши крючки и убирайтесь вон. Заберите с собой ваших товарищей, взрывное устройство и, если хотите, эту продавщицу.

Солдат повернулся к Vi.

Тут-то она и поняла, что Джони нет никакого дела до секса с нею. Он слишком любил её, и ему было достаточно одного её присутствия. «Я опустошён ею, – напишет он поздней, – это ужасно. Так не бывает. Сначала прилетают облака, а после вы не понимаете, что здесь не так». Да всё не так, – думал Митя, – начиная от белоснежного фона в твоём углу и кончая военным присутствием здесь. Условие же для безудержного секса, да и секса вообще, на удивление просто: обоюдная решимость покончить с этим солдатом.

Что касается Хьюлет, она тоже намучилась.

У неё часто возникали мимолётные связи, но так, чтобы уж совсем не было никакого дела до секса, – ещё не случалось. Именно поэтому главным для неё до сих пор оставалась физиология. «А жаль, – призналась она в своём электронном письме Мите Захарову. – Посудите сами, – продолжала Катя Мануилова, – у Джони просто в глазах стояло, что он влюблён. Влюблён по уши, фанатично и надолго, что, надо сказать, впечатляло. Глядя на него, вы и сами словно заражались этой болезнью. Очень хотелось повторить его опыт, но это непросто».

В «Прекрасном мире» она давала рекламу принтеров HP, так что Джони с первого дня называл её «Хьюлет», а та и не возражала. «К тому же он не был гомофобом и не искал врагов, – призналась Хью. – Ну если вы понимаете, о чём я».

Митя понимал – не то слово. Врагов здесь отыскивали только так. Страна, в которой проживало сто миллионов новых коммунистов, вновь строила светлое будущее. Это была, так сказать, вторая попытка, и никто не хотел ошибиться снова. Приличных людей тут не любили, их сразу же выявляли и делали всё, чтобы те поскорей покинули родину, офис, дом или пусть бы даже песочницу, если дело касалось ребёнка из нормальной семьи. Смотрите, что получается: воспитанному человеку в России недоставало не только любви, но и обыкновенной защищённости. Так что не зря Джони подарил Медве зонт и вибратор.

Были ли это предметы потерянного счастья?

Безусловно, были. Как и прутья плетёной гондолы и пуговицы от блузки Иры Свириденко, провизора и директора частной аптеки в Харькове. В своём роде неучтённый до сих пор брак. Брак этот валялся где ни попадя, тынялся, как неприкаянный, у магазина «Клондайк», пылился на полках и раздирал душу.