Вторая только ахнула, и было отчего.

Величественно возвышающиеся по сторонам известковые колонны придавали подземной пещере торжественность тронного зала. На шум изо всех щелей выползли зрители, точнее, слушатели – прозрачные безглазые протеи. Похожие на маленьких дракончиков, они облепили сталагмиты и навострили ушки, прислушиваясь к происходящему. Маленький пещерный сверчок торопливо подбежал к капсуле и ощупал ее длинными усиками. Разочаровавшись в съедобности добычи, он, однако, не убежал, а остался сидеть неподалеку, обиженно поскрипывая.

Мимо меня медленно проплыл в воздухе задремавший от безделья полузакрытый «глаз».

Лирическое отступление.

Все, что происходит в нашем мире, фиксируется с помощью парящих в воздухе «глаз». Люди не в состоянии заметить их, хотя иногда «глаза» подлетают к самому носу объекта, чтобы запечатлеть крупным планом мимику лица или мелкие движения рук. Считается, что «глаза» видят все, хотя, по-моему, это метафора. Угол качественного сферического обзора стандартного «глаза» не более ста пятидесяти градусов, а уж в плохую погоду или в темноте качество передаваемого им изображения падает настолько, что просмотр материала превращается в увлекательный процесс сродни игре в шарады.

Говорят, что где-то в межпространстве существует огромное Всевидящее Око, к которому стекается вся информация от миллиардов маленьких «глаз». Оно видит мир целиком и сразу, панорамно – развернутым в плоский блин, на котором постоянно дерутся, мирятся, рождаются и умирают люди. Но лично я ни разу не видел эту машину и потому имею некоторые сомнения в подлинности слухов.

Вот рядовые «глаза» вполне реальны.

Я щелкнул пальцем по задремавшему «глазу», и он поспешно раскрыл веки как можно шире, притворяясь, что «сна ни в одном глазу».

– Ой, какой миленький сталактитик! – восхитилась Вторая, пихая меня локтем в бок.– Как здесь красиво!

– Действительно, удачное место для закладки,– великодушно согласился я, доставая контейнер.– И русло реки прямо над нами. Клади острым концом на север.

Напарница кивнула, бережно взяла яйцо и с неожиданной силой начала пихать его в ямку, явно не подходящую по размеру. Залюбовавшись ее прелестно закушенной от досады губкой, я чуть не допустил катастрофу.

– Что ты делаешь? – заорал я, опомнившись.– Где твой материнский инстинкт, идиотка? Ты что – подушку перьями набиваешь? Это же скорлупа! Она хрупкая! Доставай теперь его оттуда! Да не так! Бережно!

По понятиям моей помощницы оказалось, что бережно – это выковыривать ногтями. Вырвав у нее из рук драгоценное яйцо (надеюсь, змееныш внутри не очень пострадал), я стал аккуратно пристраивать его на более подходящее ложе. А Вторая тут же начала командовать:

– Пятый! Что же ты так резко? Раскокаешь к ангелам собачьим! Вот так, осторожненько, осторожненько, в это углубление. Балда! Север не там!

– Но разве это не тупой конец? – пропыхтел я.

– Сам ты тупой! Это острый! Или то острый? Нет, все-таки этот. А может, и тот… Ангелы разбери эти яйца! Клади, как есть уже, а то в руках перегреешь!

– А если это не та сторона?

– Плевать! Заведующий инкубатором выдал мне такое яйцо? Выдал! Вот пускай и отвечает! Аминь!

На этой оптимистичной нотке мы и закончили процесс закладки.

Яйцо, уютно устроившееся во впадине, как в гнезде, тускло отсвечивало в полутьме голубым светом.

– Гм! – раздалось в приемнике.– Заложили?

– Заложили! – хором ответили мы.

– Отмечаю в журнале: первый этап операции завершен,– сразу подобрел куратор.– А почему стоим и сопим, ребятки? Полдень на носу, пора тело чертенка забирать. Судя по координатам высадки, оно должно быть где-то неподалеку.