– Вы еще не доказали, что змея ядовита.

– Я ведь пока не закончил, – улыбнулся Хаддо.

Он опять повернулся к арабу, и тот что-то приказал женщине. Не произнеся ни слова, она вытащила из стоявшего неподалеку ящика белого кролика, подняла его за уши, и тот задрыгал лапами. Хаддо положил его перед змеей. Прежде чем кто-либо успел шевельнуться, змея метнулась вперед как молния и ужалила кролика. Бедный зверек коротко вскрикнул, по его тельцу прошла волна судороги, и он упал замертво.

Маргарет с воплем вскочила на ноги.

– О, как жестоко! Как отвратительно жестоко!

– Ну, теперь вы убедились? – холодно спросил Хаддо. Женщины поспешили к выходу. Им было страшно и противно. Оливер Хаддо остался один на один с заклинателем.

Доктор Поро пригласил Артура прийти в воскресенье с Маргарет и мисс Бойд. Он жил на острове Сен-Луи, и влюбленные решили по дороге к доктору заглянуть на часок-другой в Лувр. Сюзи, которой они предложили сопровождать их, предпочла явиться в гости самостоятельно.

Чтобы избежать толп, осаждавших в воскресные дни картинные галереи, Бардон и его невеста пошли в ту часть Лувра, где находились античные скульптуры. Здесь было сравнительно малолюдно, в длинных залах царила та умиротворяющая атмосфера, которая бывает там, где собраны произведения искусств. Маргарет испытывала какое-то новое для себя чувство, и хотя не могла проанализировать его, как сделала бы это Сюзи, любившая предаваться рефлексии, оно странным образом возбуждало ее. Она как бы возвысилась над суетностью, была охвачена ощущением свободы, столь же восхитительным, сколь и не поддающимся анализу.

Артур раньше не интересовался искусством, но увлеченность Маргарет открыла ему, что существует такая сторона жизни, о какой он и не подозревал. Хотя прекрасное мало что говорило его рациональной натуре, любя Маргарет, он хотел понять, что же так восхищает ее в творениях художников, доводя порой до упоительного экстаза. Поэтому покорно брел за ней, внимательно и уважительно выслушивая ее восторженные высказывания. У греков ему нравилось безупречное знание анатомии. Один из мраморных атлетов надолго привлек внимание хирурга, поскольку мускулатура его была воспроизведена скульптором с такой же точностью, как на иллюстрациях в учебнике хирургии. Когда Маргарет говорила о божественном спокойствии греков, об их радостном жизнелюбии, он поражался ее уму, хотя, услышав такие рассуждения от мужчины, почувствовал бы раздражение.

Однако одна статуя, прелестная статуя, известная как изображение Дианы Габийской, особенно ему понравилась. Он предложил постоять возле нее подольше. Маргарет со смехом возражала, но в душе была рада. Она поняла, что его интерес к Диане вызван не красотой скульптуры, а сходством, которое Артур находил между богиней и ею самой.

Диана Габийская стояла в широкой светлой галерее рядом со смеющимся юным фавном и бюстом слепого старца Гомера. В богине не чувствовалось ни высокомерия охотницы, возлюбленной Эндимиона, ни величия владычицы небес. Она выглядела как девушка в расцвете красоты, спокойно придерживающая рукой свою тунику. В ее облике не ощущалось ничего божественного, кроме удивительной одухотворенности и хрупкой девственности. Влюбленный юноша в Древней Греции, приносивший жертву перед этой прекрасной статуей, должно быть, забывал, что поклоняется богине, а видел в ней только земную невинную девушку, блистающую молодостью и красотой.

В глазах Артура Маргарет тоже обладала утонченной грацией богини и тем же безмятежным спокойствием, в ней так же все дышало чистотой и невинностью. Черты лица мисс Донси отличались тем же божественным совершенством, что и у греческой статуи. Кожа девушки была гладка, как белый мрамор, цвет же ее напоминал ласкающие взор краски заката, нежные лепестки чайной розы и глубину морских бездн. Рука богини покоилась на плече, и Артур заметил, что рука Маргарет так же миниатюрна, изящна и бела.