«Все-таки поворачиваешь оглобли на свои Карпаты?! Путешествие и хромому пахнет. Хорошо, так тому и быть. Что ж, пойдешь отсюда, как настоящий коновод. Одного коня ты спас вместе со мной, еще одного получишь в дар за службу… Однако открой мне наконец свою тайну: чем привлекаешь лошадей, чем добиваешься такой преданности?»

«Ей-богу, не знаю, господин».

«Не верти, говори про то, что не знаешь», – давил князь.

«Я просто слушаю… слушаю, как он дышит».

«И что с того?»

«И сам дышу с конем так же… Пока мы не станем одним – я, конь и воздух».

…В какое-то воскресенье, как испокон веков до этого, всходило из-за Белебня солнце. Всходило для тех, кто созрел в ожидании. По опушке Монастырища топали два уставших мерина. Один вез бесаги[82] с поклажею. На втором покачивалась молодка под копной кудряшек, что ниспадали к седлу. В ее руках затаилась сизая горлица, а в глазах, широких, не наших, застыла свежая синева далекого моря. Сбоку похрамывал статный капрал в выцветшем сером мундире и в крысане[83] с черным пером. Ухабы трясли его, терновник хватал за полы, но он шел по миру и вел за собой самое дорогое. И все еще не верил, что дошел.

Мой дед, помимо всего прочего, научил меня двум вещам. Помни, что ты все время в дороге. Даже если хромаешь. И второе: ты всегда на коне. Даже если его не имеешь. Твои кони – надежда и вера.

Вспоминаю своего деда и раздумываю о своей теперешней нужде: как найти тропу…

Дай сердцу разбиться. Дай беде изменить душу.

Ружена, дочь Михи-деревача

Вода посветлела, и рак шел на снасть. Еще и ночь выдалась теплая и безлунная – самое лучшее время для ракового жора. Я опустил в бакаи[84] две сети, сплетенные из черемухи. Рак любит твердый грунт, камни и коряжища. В чистой воде усом чует падаль за пять саженей. В эту пору он еще изголодавшийся, вертлявый, может и рыбу перерезать клешней. Особенно жадная и хваткая рачиха. Как ухватится за добычу, то скорее клешню оставит, нежели яство. Рачиху легко расщепом выхватить из воды. В слуховой ямке раки носят мелкий камушек, что помогает им споро и размеренно двигаться. Пока не потеряют облезлый панцирь. И до обновления вяло прозябают в ямах. Тогда их не обманешь. Кормятся раки на мели, а прячутся на глубине. Сему научил меня мой отец, как и всему другому, что касается рыбалки.

Раки стягивались кодлом на приманку. До полуночи я дважды выгребал верши. Улов вытряхивал в вербовую корзину, чтобы стекла горечь. Раздавленные раки не пахнут, но Марковций, проныра, унюхал запах пищи. Пришлось и его наделить. Царское угощение – мяско рака. Нежное, беленькое, с розовыми прожилками. Есть ли что вкуснее и здоровее, чем майский рак?! И настолько же целебное. Рак питается топняком, речной мелкотой, известковыми ракушками улиток и панцирями своего отродья. Керосин вытягивает из раков эту известь и становится лекарством от сыпняка. Это первая помощь. При этом надо жевать аир, чеснок, обтирать больного уксусом с водой, смазывать чемерицей на смальце, поить болотным мытником и черным егерским вином…

Все это я совал себе в корзинку. Не забыл и березовый деготь. Раков, не использованных для лекарства, и так съедят. Лучшего обновления печени невозможно найти. И сердце от них крепнет, и жилы, и раны затягиваются без шрамов.

Божий челядин Аввакум, знахарь тайн яко небесных, так и земных, показал мне как-то на обвале серовато-темные кристаллики с металлическим отблеском. При открытом осмотре они улетучивались фиалковым дымком. Поэтому эллины так и называли это вещество. Очень донимает человека нехватка его в питании. Из-за этого у каждого пятого подкарпатца увеличенный зоб, а дети растут слабенькие телом и умом. Есть ли возможность сему как-то помочь, выспрашивал я. Да, этими крохами насыщена подземная соль, что осела посля ухода моря. Издавна наши горы были под солеными водами… А еще надо есть больше мяса, рыбы, яиц, ягод, орехов, винограда, того, что доступно разве что панам. Зато бедняк может питаться раками, в их мясе «фиалкового дыма» в сто раз больше, чем в говяжьем. Не зря сказано: бедному и рак рыба… Божий челядин и сам любил раков. Возможно, потому, что и сам был подземным отшельником.