– А чему тут не получаться? Тут же легко, – пожимает плечами Марик.

– Ну это тебе легко! Тебе всё легко, – обижается Рудик. – А я с утра мучаюсь.

– Пошли, покажу.

И они бегут в комнату к инструменту. Не забывая прихватить ещё по шекер-чуреку, разумеется.

***

В комнате Марика ничего лишнего: кровать с огромной, туго набитой утиным пухом подушкой и пёстрым, сшитым бабушкой Гульнар из лоскутков одеялом, этажерка, на которой хранились его книжки и ящик с игрушками, цветастый коврик на полу – тоже работа бабушки Гульнар, и пианино. Для Марика оно было таким же естественным и необходимым предметом, как стол или ванна. Впрочем, у них в классе один мальчик не знал, что такое ванна, и все над ним смеялись. Дедушка потом объяснял, что ванна и прочие «удобства», как он сказал, бывают не во всех домах, и, если Марику и Рудику повезло жить с «удобствами», это ещё не повод смеяться над другими. Дедушка часто объясняет Марику что-нибудь непонятное. По вечерам, придя с работы, он любит сесть на диван, подозвать внука и расспросить, как прошёл день, ответить на все вопросы, рассказать что-нибудь интересное. Ну и отругать иногда, чего уж там. Дедушка строгий и ругает всех: подчинённых на службе, бабушку Гульнар, иногда Марика. Только маму Алису не ругает. Бабушка ему жалуется, а он головой качает и молчит.

Но вернёмся к пианино. Оно чёрное, с клавишами цвета слоновой кости. На верхней крышке белая кружевная салфетка. Перед пианино круглый стул. Не очень удобный, без спинки, но тот факт, что на нём можно крутиться, примиряет Марика с необходимостью сидеть именно на нём. Поиграл десять минут, покружился ещё минуты две. Больше не получалось, Марика начинало тошнить. Стул подрастал вместе с Мариком, только в обратную сторону. Три года назад, когда Марика первый раз посадили за пианино, стул был совсем высокий, самостоятельно и не залезешь. А сейчас Марик легко запрыгивал на жёсткое сидение. Ноги, правда, немного не доставали до пола. Но так даже удобнее, когда кружишься.

С чего началось его знакомство с пианино, Марик даже не помнил. Он просто знал, что каждый день, будь то лето или зима, даже в Новый год или собственный день рождения надо заниматься музыкой. «Хотя бы час», – говорил дедушка. Подразумевалось, что чем больше, тем лучше. Сначала к Марику несколько раз в неделю приходила учительница: показывала гаммы, объясняла сольфеджио, давала задания и проверяла, что Марик выучил самостоятельно. А с прошлого года его отдали в школу. В шесть лет, на год раньше, чем положено. Этим обстоятельством очень гордилась мама Алиса, рассказывала о нём всем встреченным по пути из школы знакомым. Марику даже надоело, и каждый раз, идя с мамой домой, он очень надеялся, что никто из знакомых им не встретится. Но везло ему редко: в их маленьком городе все знали друг друга, обязательно останавливались при встрече, чтобы обменяться новостями, узнать, как здоровье чьей-нибудь бабушки, поделиться рецептом черешневого варенья с орехами.

– Такого маленького и уже в школу! Ай-яй! – ахали соседки и норовили погладить Марика по голове.

Марик обычно вытаскивал из портфеля машинку, опускался на корточки и принимался катать её по песку. А чего время терять? Мама теперь полчаса будет рассказывать, он хоть поиграть успеет.

А мама вдохновлённо рассказывала и даже показывала в лицах, как Марик в три года написал первую пьесу!

– Представляете, сам залез на стул, сам открыл крышку пианино и начал играть. Мы думали, просто балуется. А у него мелодия получается! Очень красивая мелодия. Жаль, не догадались записать.