Михай взял из багажного отделения ее сундук, и все трое сели на паром, чтобы отправиться в Надьрев. Паромное сообщение Чонград – Сольнок (туда и обратно) действовало два раза в день, с весны по осень. Зимой, когда Тиса замерзала, реку можно было перейти пешком.

Двигатель парома работал так громко, что Марице приходилось кричать Михаю, чтобы тот услышал ее. Когда паром, покинув Нойбург, завернул за изгиб Тисы в сторону Надьрева, двигатель зарокотал еще сильнее. Марица чувствовала, что может сорвать голос от крика. Кроме того, она задыхалась от порывов ветра, усилившихся после того, как паром набрал скорость. От сильной вибрации на палубе у Марицы онемели ноги, она едва могла ощущать их. В результате той же вибрации ее руки неудержимо тряслись, и нежные лепестки цветов в ее букете вскоре опали от этой дрожи. Михай стоял рядом с ней, совершенно невозмутимый.

Марица знала Михая всю свою жизнь. Ей было всего девять лет, когда ему исполнилось девятнадцать, но она постоянно слышала истории о его личной жизни. Сколько она себя помнила, по деревне ходила масса таких историй. Все в деревне (а значит, и Марица тоже) знали, что Михай не отстанет от девушки, пока не заставит ее полюбить его, а для этого никогда не требовалось много усилий.

Ее собственный роман с Михаем начался всего несколько недель назад. Она тогда получила от него первое письмо, в котором он написал, что его жена недавно умерла. Далее он сообщил, что намеревался приехать в Будапешт по делам. Не мог ли он встретиться с ней? Письмо пришло как раз в нужное время.

Приближаясь к берегу, паром замедлил ход. Затем капитан заглушил двигатель, чтобы паром своим ходом преодолел последние несколько метров до берега, после чего помощники капитана пришвартовали его к причалу.

Марица сошла на берег и с трудом поднялась по крутому мокрому склону, стараясь ступать как можно осторожнее, чтобы не запачкать свое дорогое шелковое платье. Добравшись до вершины прибрежного холма, она на мгновение остановилась, пока еще не совсем уверенная в незыблемости своего счастья, но тем не менее не утратившая присутствия духа, и принялась осмысливать происходящее.

Песни речных сверчков[5] и перестук дятлов были ей так же знакомы, как и мягкий аромат сосны, который она сейчас вдыхала. Ей было слышно, как дети играют с упряжью для волов. Впереди, прямо перед ней, отсюда практически невидимая, находилась церковь. Просматривался лишь ее скромный луковичный купол, который, как хорошо было известно Марице, возвышался над унылой деревенской площадью, на которой располагалась церковь. Именно в ней Марица вышла замуж за Шандора Ковача-старшего. Та свадьба была одной из самых пышных в истории Надьрева. Крестьянское семейство Шенди считалось одним из самых богатых в районе, и этот брак объединил его с богатыми Ковачами. Немудрено, что свадебный разгул продолжался несколько дней.

Однако Марица вспоминала сейчас не о том человеке, который стал ее мужем в церкви, зыбко проступавшей перед ней своим куполом. Она мысленно вернулась к своему второму мужу. К тому, что остался в Будапеште. Она на мгновение задалась вопросом: а вот интересно, что он будет делать, когда вернется домой и обнаружит, что ее нет?

На следующее утро Марица проснулась от яркого солнца, которое прекрасно высветило весь тот объем работы, которую ей предстояло переделать. Когда они с Михаем накануне вечером добрались до места и вошли в дом – а теперь это был их общий дом, – уже смеркалось, и закопченные керосиновые лампы плохо освещали ее новое жилище. Но теперь она могла рассмотреть его как следует.