– У него появились планы? – Я добавила в свой тон изрядную порцию яда, чтобы Кларисса прекратила наконец разыгрывать из себя учительницу начальной школы для умственно отсталых детей.

– У вас, – с готовностью поправилась Кларисса, – конечно, у вас. Я так сказала только оттого, что думала – ты не разделяешь его идею.

Да, совсем позабыла: мой муж – генератор идей. Все, что высказывает он, есть гениальная идея уже по определению; все, что исходит из чужих уст, – ничего не значащие пустые слова.

– Ты имеешь в виду приглашение сниматься в кино и гениальный сценарий, который он подсовывает каждый день мне чуть ли не под подушку?

Кларисса смотрит на меня молча, улыбаясь, словно мать на родное дитя, догадавшееся не пачкать штанишки, а попроситься на горшок. Я улыбаюсь ей в ответ также тепло и искренне. Мадам не любит расстраивать людей, не соответствуя их ожиданиям. К чему? Их жизнь и так полна горестей и страданий. Мадам стремится дать каждому то, чего от нее хотят. Мадам называет это «всем сестрам – по серьгам». Кларисса хочет ее в чем-то убедить? Пожалуйста! Вот она перед ней: добрая Мадам, внимательная к чужому мнению Мадам, покладистая Мадам. Все равно сейчас нагрянет Алка…

– Знаешь, если честно, – говорит Кларисса и доверительно трогает меня за локоть, – я бы с ума сошла от радости, если бы ты согласилась сниматься. Подожди. – Она резко предупредила мой возможный ответ и театрально зажмурилась: – Я часто представляю: большой кинозал, премьера, я сижу в первом ряду и плачу так, что никакого удержу…

– Тебе хочется поплакать? – спрашивает добрая Мадам.

– Мне хочется увидеть тебя в кино. – От досады на мою недогадливость Кларисса легонько хлопает меня ладонью по руке. (Жест, как ей кажется, разрешенный только среди самых близких людей…) – Я бы с ума сошла от радости. Да и не только я, ты ведь знаешь! Кстати, о чем этот сценарий?

Совсем за дуру держит. Поди уже дважды прочитала и нарыдалась в подушку. К тому же прекрасно знает, что я не желаю его читать.

– Да как-то все не удосужусь…

– Мадам – Кларисса качает головой, – обещай мне, что прочтешь и непременно мне расскажешь. Ты ведь не откажешься от роли?

Не желая отвечать (Мадам никогда никого не обманывает), я мечтательно улыбаюсь и созерцаю облупившийся потолок. Вот привязались-то! Сначала Женька, теперь еще и она. Мадам затягивает повисшую паузу – и тут из коридора доносится вопль полоумной старушенции, отчего Кларисса хватается за голову и меняется в лице. Вопль, так некстати ворвавшийся в комнату, обрушивает атмосферу доверительной беседы, которую так кропотливо создавала моя лучшая подруга все это время. Кларисса бросается к двери, Мадам смотрит на часы: Алка действительно торопилась. Мадам не сомневается: только Алка могла бы за считанные мгновения довести старуху до инфаркта…

Мадам в последний раз оглядывает комнату, так тщательно подготовленную к ее приходу. Что, интересно, еще из декораций предполагалось пустить в ход? Где то самое ружье, которое должно было выстрелить в третьем акте? Я обхожу все углы, присматриваясь к вещам. Это не то, это тоже не то, это тоже… Хотя постой-ка! Где это видано, чтобы Кларисса читала бульварную прессу? Она же ее на дух не переносит! Статейка отчеркнута красным карандашом. Нет, у Клариссы определенно замашки учительницы младших классов. А… Ух ты! Ничего себе! А я и не знала! Как она умерла? Ха-ха-как… ха-ха…

– Лена… – Бедная Кларисса умоляюще смотрит на меня, а я сквозь нее на Алку. – Лена, тут… – Она безнадежно разводит руками.

– Привет, – бодро говорит Алка. – Ехала мимо, позвонили на трубку. У тебя какие-то пробы? Я не поняла, но на всякий случай решила заехать. Вперед?