Китти же без памяти влюбилась в Гастона, и когда тот сказал, что тоже любит ее, девушка тут же решила, что однажды они непременно поженятся.

Но мысли Ванделупа меньше всего занимала женитьба, даже на Китти. Он знал, что будет просто глупцом, если женится, не завоевав поначалу твердого положения в обществе. «Не хочу, чтобы жена тащила меня назад, – сказал он себе в тот день, когда Китти намекнула на брак. – Когда я разбогатею, у меня будет достаточно времени, чтобы подумать о женитьбе. Но до этого момента еще далеко. И потом, что, я все время должен буду хранить верность одной девице? Бросьте! Еще чего не хватало!»

Дело в том, что этот молодой человек придерживался очень свободных взглядов и решительно предпочитал любовницу жене. Он не замышлял ничего плохого против Китти, но ее жизнерадостные манеры и очаровательное личико нравились ему, и Ванделуп наслаждался часами, проведенными с нею.

Девушка боготворила его, и Гастон, привыкший, что его балуют и ласкают женщины, принимал такую привязанность как должное. Любопытно, что Мадам Мидас, которая обычно все подмечала, ни разу не заподозрила истинного положения дел. Ванделуп сказал Китти, что никто не должен знать об их любви, и, хотя Китти до смерти хотелось рассказать об этом Мадам Мидас, она подчинилась просьбе и хранила молчание. На глазах миссис Вилльерс она вела себя по отношению к Ванделупу с таким безразличием, что любые подозрения, которые питала эта леди насчет своего обаятельного клерка, вскоре исчезли.

Что же касается месье Ванделупа, то для него сложившаяся ситуация была не внове. Он привык крутить любовь с нечестными женами под самым носом ничего не подозревающих мужей, и сейчас превосходно вел игру. На людях француз был очень дружелюбен с Китти – якобы глядя на нее сверху вниз и видя в ней всего лишь ребенка, – но обращался с ней так же ровно, как и со всеми другими. И эта невинная интрижка придавала пикантности его в остальном тусклой жизни.

Тем временем «Жилу Дьявола» так и не удавалось обнаружить, и многие заявляли, что она – миф, что такой жилы никогда не существовало. Однако оставались трое упрямцев, которые твердо верили в ее существование и не сомневались, что однажды она отыщется. Это трио состояло из Макинтоша, Мадам Мидас и Сливерса.

Участок Пактол был для Сливерса своего рода виноградником Навуфея[24]. Обычно старик сидел в компании с Билли в своем маленьком грязном офисе и скрежетал зубами при мысли о богатстве, таящемся под зелеными полями Пактола.

Однажды хозяин хохлатого Билли зашел так далеко, что предложил выкупить у Мадам Мидас долю в участке, но леди сразу ему отказала, и это отнюдь не добавило Сливерсу любви к ней.

И все-таки «Жила Дьявола» так и не была найдена, и люди начали терять веру в ее существование, когда внезапно появились признаки того, что жила уже близко, чуть ли не под ногами. Теперь на Пактоле то и дело находили самородки – иногда большие, иногда поменьше, и каждый день в Балларат прибывали вести о том, что обнаружен самородок в тридцать или двадцать унций весом.

А потом в город прибыла весть, промчавшаяся по нему лесным пожаром, что из земли извлечен самородок в триста унций! Поднялась ужасная суматоха, поскольку такого большого давно уже никто нигде не находил.

Услышав об этой находке, Сливерс ругался и бранился на чем свет стоит, потому что благодаря своему богатому опыту в золотоискательстве понял: «Жила Дьявола», которую так долго искали, уже совсем близко. Билли, взбудоражившись вслед со своим хозяином, тоже принялся ругаться, и два компаньона от всего сердца проклинали Мадам Мидас и все, что ей принадлежит. Если б Сливерс благодаря некоему волшебству мог заглянуть в столовую миссис Вилльерс, он наверняка растерялся бы: кого из присутствующих проклинать первым.