– Только немного.

Потом Сологуб встал.

– Что я хочу сказать?.. Да слушайте вы, наконец! Я по поводу того, что было в буфете.

– Глупо получилось.

– Я же извинился.

– Я не об этом. Просто… Чтобы закончить с этим…

– Да! Давайте закончим!

– Я хочу выпить за… На свете есть не только говно. Вы меня слушаете? Я хочу выпить… за хорошее. Ведь есть на свете… ну, там дружба… Цинизм – цинизмом, но хорошего-то все равно больше! Давайте выпьем за светлое! За вещи, которые… ну, вы понимаете.

– За девушек.

– За девушек! Да! За нормальные отношения между людьми! Ведь все мы люди! Вместе сидим! За то немногое святое, что осталось в нашей жизни! Чтобы мы всегда оставались… ну, вы понимаете.

В электрическом освещении кабинет напоминал немного облагороженный каземат. Прямо передо мной на столе стояла фотография жены Феликса. На коричневой стене висел плакат с лицом губернатора. Бумаги на столе лежали в строгом порядке. Пару часов назад Феликс и сам был в порядке. А теперь последняя перед брюками пуговичка на рубашке расстегнулась, и в просвете торчал мохнатый живот. С каждым глотком у Феликса становилось все более резиновое лицо. Когда Дженнет ушла в туалет, он заговорщически прошептал:

– Парни, давайте выыбим австралийку, а?

Сологуб вежливо отвернулся. Я сказал, что видно будет. Потом коньяк кончился. Было решено куда-нибудь пойти.

– В «Конти»? Хотя в таком виде… А клубы у нас поблизости… э-э-э… Предлагайте чего-нибудь, что вы молчите?

Остановились на «Сундуке». Долго шли мимо массивных дверей и спускались по узким железным лестницам. «Да тише вы! Здесь нельзя! И хватит икать!» Надевая плащ, Феликс забыл вытащить из рукава шелковый шарф. Тот упал на пол, и он наступил на него ботинком. Сказал «Блядь!» и в несколько оборотов намотал на шею.

Памятник Ленину перед фасадом Смольного казался маленьким и беззащитным. В круглую лысину бились мелкие брызги. Я сказал, что, наверное, это памятник Ленину-ребенку. Сологуб картинно хлопнул себя по лбу.

– Слушайте! А может, нам в баню сходить?

– Жанночка, пойдемте в баню?

– Меня зовут не Жанна. Дженнет. Это другое имя.

– По-моему, отличная идея! Поехали в баню!

Над зданием висел мокрый флаг. Судя по цветам – государства Тринидад-и-Тобаго. В самом начале Суворовского мы поймали такси. Подаваясь вперед, Сологуб разговаривал с водителем о выборах. Феликс был налит алкоголем до самой макушки. При каждом толчке машины он чуть не бился носом в лобовое стекло.

Когда мы вылезли из машины, Дженнет удивленно огляделась. Вокруг было темно и страшно. Волосы у меня сразу намокли и прилипли к голове. Я провел по ним ладонью. У тусклых круглосуточных ларьков кучковались алкаши. Под козырьком, у входа в баню, калачиком сворачивались рыжие собаки.

– Что это за клуб?

– Это не клуб. Это баня.

– Я думала, «Баня» это название клуба.

– Нет. Баня это название бани.

Дженнет засмеялась и спросила, зачем мы сюда приехали? Купальника у нее с собой нет и вообще… Наверное, она устала. Спасибо за компанию. Завтра увидимся в Смольном.

– Жанночка! Погоди! Иди сюда! На минуточку. Давай поговорим спокойно… спкйно…

Вокруг пузырились лужи. В просвете улицы мелькал Невский. Я был здорово пьян. Феликс что-то говорил, дергая девушку за рукав. Она порывалась уйти. Феликс бубнил и дергал за рукав.

Дженнет вырвалась и перебежала на другую сторону.

– I WON’T GO!

– А как же имиджмейкеры? Жанночка! Имиджмейкеры!

Сологуб взял Феликса под руку и привел обратно. Тот путался в полах отяжелевшего плаща и чуть не ронял дипломат.

– Сучка, бля!

Сологуб протянул ему сигарету.

– Да и пусть катится! Еще сифилиса австралийского мне не хватало! Сучка, бля! Коза, бля! Хрен она у меня теперь аккредитацию получит!