Злостный злодей явно не собирался никуда деваться. Сначала приехала машина с уборщиками, которые дружно мыли окна. Потом выгрузили целый грузовик барахла. Потом все уехали, а злодей…вытащил во двор шезлонг. Поставил его на самом солнцепеке, и улегся загорать, прикрыв лицо панамой и сверкая идеальным торсом.

Он явно никуда не спешил. Если он настолько злодей, насколько я думаю, зачем ему вообще дети? Совесть проснулась?

А Ангелина сбежала к подружке через окно. Сонька тоже хотела, но я успела ухватить её за толстые детские бока и назад в комнату втянула.

– По соседству поселился бандит, – решила признаться я. – А вы мне слишком дороги, вы, вроде как, моя единственная родня.

Сонька губы обиженно надула, но реветь не стала, слава всем богам. Убежала в комнату, зашуршала чем-то. А Мишка ко мне прижался, он начал ко мне привыкать, если бы не сестры ещё…

– Ты мне нравишься, – вдруг признался он. – А на девочек ты не обижайся, они хорошие, только глупые. Всё девочки глупые, – потом перепугался и поспешно добавил – ну, кроме мамы и тебя конечно. И бабы Нины, только она очень старая девочка.

Я погладила светлые пушистые волосы. Ну, как я их отдам? Он когда вот так ко мне жмется, у меня сердце замирает. С девочками, конечно, сложнее, но они тоже родные мне…

К вечеру дети, которые привыкли целый день торчать на улице, играть с детьми, которых в сезон тут было много, откровенно ныть начали. Ангелина молча вернулась в окно, ругать я её не стала, я пока боюсь их ругать. А я поняла, что прятаться вечно не смогу. Нужно поговорить с соседским негодяем.

Он рвал крапиву. Её, на дворе, за которым давно не ухаживали, развелось видимо невидимо. Выглядел препотешно – на лице маска, в которой дядя Юра работал, а он сварщик. На ногах болотные сапоги. На руках – перчатки по локоть. А сам в огромном халате. И дрет с остервенением эту крапиву, словно она ему что плохое сделала.

– Нам нужно поговорить, решительно сказала я.

– Да неужели? – скептически отозвался он из-под маски.

А потом снял её, и я снова поразилась тому, насколько совершенна его красота. И глаза эти зелёные, Сонькины…а негодяй тем временем и перчатки скинул, и халат. Под ним торс, чуть тронутый свежим загаром, на боку, чуть выше резинки шорт ожог от крапивы – вот видимо, за что он ей мстит.

Я отвела взгляд, не хватало ещё мужиков разглядывать, тем более, злостных злодеев.

– Я не отдам вам детей, – заявила я, глядя на носки своих резиновых тапочек. – Но если вам не безразлична их судьба, так и быть, можете дать немного…денег. Но потом сразу уезжайте!

Подняла все же взгляд, вижу, идеальная бровь чуть изогнута. То ли удивление, то ли скептицизм.

– Вот оно как, – задумчиво протянул он. – А я уж подумал вдруг, что вы существо бескорыстное.

Она покраснела. Так, как умеют только очень светлокожие люди – густой краснотой. Мне подумалось, от излишней скромности. Оказалось – от злости.

Так даже интереснее.

– Ну, знаете, – рассердилась соседка. – Существо пытается найти хоть какой-то компромисс! Что-то мне подсказывает, что если уж вы приехали в эту глушь, то так просто не уедете!

– Не уеду, – согласился я. – Вы правы.

Посмотрел на неё, чуть склонив голову. Она была забавной, моя нечаянная соседка. И очень красивой.

– Я не могу позволить своим детям, если это мои дети, жить в такой дыре.

Она шагнула назад, потом спиной ко мне повернулась так, что светлые волосы взметнулись и осели на плечи гладкой волной. Её волос хотелось коснуться и это желание меня удивляло.

Уходила соседка воинственно, но потом все же обернулась.