Очень хотелось курить, а «синджантинки» закончились. Все из-за этих вороватых уродов. Я вызвал стюардессу, и в итоге меня осчастливили бесплатной подарочной пачкой «Селима» из четырех сигарет. Мисс Эммет как раз хватило бы на день, будь это не «Селим», а «Ханидью». Вкус сигарет был водянистым, без каких-либо смол или канцерогенов благодаря целой миниатюрной фабрике, встроенной в фильтр. По крайней мере оральное насилие в современной Америке уничтожено.

Когда траектория «плурибуса» превратилась из параллели в гипотенузу, я убедился в беспочвенности своих страхов. Мне пришлось снова пойти в туалет (залив Юпитера, пляж Юноны), и по пути я увидел, что «голубая» книжка теперь читается, но не скорбящим мужчиной в искрящемся летнем трауре, а женщиной средних лет, одетой в цвета граната и лайма, с огромными обожженными ручищами. Так что все (Лентана, Гольфстрим, Виллидж-оф-Гольф) было в порядке, что как будто бы (Рока-Батон, Хью-Тейлор-Берч) подтверждали две светящиеся таблички «Свободно». Я думал отлить, совершив что-то вроде ликующего возлияния, но, к моему вящему ужасу, вместе с мочой пошла кровь. Почему кровь?! Что такого я с собой сделал, что не так в моем теле? Я взглянул на свое небритое испуганное отражение, губы чуть приоткрылись, и мне показалось, что верхний правый резец стоит как-то неровно. Я потрогал его языком. Зуб слегка шатался и как-то странно вывернулся в десне. Со мной явно что-то не так.

Зажглась табличка «Вернитесь на место». Я кое-как доковылял до своего кресла, застегнул ремень трясущимися руками. А потом дрожь прошла. В конце концов, у каждого что-нибудь есть, стопроцентно здоровых людей не бывает. Кровь еще ничего не значит: просто я перебрал в баре с Ирмой. В драке за деньги и сумку меня избили, пусть и не слишком сильно: этим, наверное, и объясняется расшатавшийся зуб. Может быть, он еще закрепится, если массировать десны. Иной раз насилие даже полезно, оно как бы включает наружный свет – с насилием всегда знаешь, где ты есть. В каком-то смысле насилие справедливо, чисто и человечно, как музыка. Бояться надо процессов несправедливых, происходящих во тьме: зубов, выпадающих (Форт-Лодердейл) из здорового рта, ублажаемого зубной нитью и освежаемого мятными ополаскивателями; язвы желудка (Холлендейл) у тех, кто каждый день пьет молоко; рака легких у ненавистников табака.

Мы прошли очень низко над ипподромом в Хайалии, и вот уже показался Международный аэропорт Майами – в душном мареве чудовищно тяжеловесного лета. Я отстегнул ремень, когда мы приземлились и долго катились по взлетно-посадочной полосе. А потом – как, черт возьми, у него получилось все это время оставаться невидимым, я просто не понимаю; может, все дело в черном костюме? – он материализовался в проходе у меня за спиной и сказал:

– Давай-ка присядем.

– Какого черта? Вы кто такой?

– Ты садись, и я все объясню.

Я сделал, как он сказал. Все-таки любопытно было узнать, для чего затевалась вся эта игра. Я сказал:

– От Лёве, я так понимаю?

У него была довольно приятная манера речи, с придыханием и понижением тона, как говорят в Бронксе:

– Не напрямую от мистера Лёве. Я больше на мистера Пардалеоса работаю. Но мистер Лёве, он тоже имеет касательство, да. Сейчас мы поедем к мистеру Пардалеосу, увидишься с ним.

Он удобно устроился в кресле рядом со мной, достал зубочистку и принялся чистить ногти.

– Та с Риверсайд-драйв, ну, с которой ты был, она позвонила мистеру Лёве, а потом, видишь, подключился и мистер Пардалеос.

– Ирма? Она тоже в этом участвует?

– Может, и Ирма, а может, и как-то еще, в таких операциях имена не всегда что-то значат. Столько звонков вчера вечером… Видать, ты важнее, чем кажется.