Не довольствуясь выступлением писателя по радио, его руководство решило взять еще и отдельное интервью с ним. Посоветовавшись с послом Гусевым, Шолохов согласился принять корреспондента радио в посольской резиденции. Однако шведы, ссылаясь на технические трудности, настояли на приезде Михаила Александровича в радиодом. В качестве переводчика был приглашен Свен Сторк. Я поехал с ними по поручению посла. В радиодоме Шолохова встретил корреспондент Стокгольмской редакции «Ассошиэйтед пресс», специалист по России Г. Свенссон. В разгар холодной войны это не могло нас не насторожить: почему интервью будет брать представитель американского телеграфного агентства, а не шведский журналист?
Свенссон предложил Шолохову достаточно длинный перечень вопросов. Например: о каких «запрещенных темах» в русской литературе говорилось в Москве на последнем съезде писателей? На уточняющий вопрос писателя Свенссон пояснил: «любовь», «культ личности», «оттепель в русской литературе». Всего около 15 тем. На вопрос, какое время отводится для интервью, был дан ответ: 3 минуты. Шолохов был несколько озадачен. Затем, переговорив с сотрудниками шведского радио, Свенссон сказал, что интервью продлится 6 минут. Но Шолохова такое время тоже не устраивало. Посоветовавшись с нами, он решил вообще отказаться от интервью. Мы объяснили шведам, что на такое количество серьезных вопросов писатель за 5 минут обстоятельно ответить не может.
Через несколько дней в журнале «Се» Густав Свенссон обрушил на нас со Сторком поток брани: мол, два каких-то чиновника заткнули рот всемирно известному писателю и сорвали его интервью. Особенно досталось мне. После этого кое-кто в нашем посольстве, несмотря на мои разъяснения и спокойствие Шолохова, «жаждал моей крови». Однако посол Гусев оставил этот инцидент без последствий. Видимо, учитывая тогдашнюю политическую обстановку и указания из Москвы, он в душе был доволен тем, что писателя «не подставили», тем более, что никто не знал, как прокомментировал бы высказывания Шолохова корреспондент «Ассошиэйтед пресс».
В 1957 году еще жили и работали шведские писатели, знавшие лично Михаила Александровича. В посольство на его имя, например, пришло письмо от шведской пролетарской писательницы Муы Мартинсон. В своих романах она показала крестьянских женщин, живущих в нужде, трудах и повседневных заботах, оставаясь при этом человечными, мужественными и стойкими.
В это время пятидесятилетняя писательница одиноко жила в провинции, работая над очередной книгой.
Ее письмо Шолохову мы перевели в посольстве на русский язык:
Михаилу Шолохову
Бесценный коллега. Дорогой и любимый друг. Я имела удовольствие встретить тебя в 1934 году на съезде писателей (в Москве). Ты был тогда прекрасным мужчиной, одетым в военную форму, и я танцевала с Тобой вальс. Ты танцевал не так уже хорошо, но так очаровательно, что ошибки были незаметны.
Хотела бы повидать Тебя в Стокгольме, но я крепко засела вдалеке совершенно одна. Делаю последние усилия над книгой, а моего сына (единственная помощь) призвали в армию. У него есть конь, у меня тоже есть лошадь, но я не могу выезжать отсюда. Никто не помогает мне, все стремятся в город из нашей прекрасной провинции.
Во время моего пребывания в Москве, мы были вместе у Горького. Когда я держала речь, то на несколько минут оказалась в центре внимания. Я изучала русский язык. Горький поцеловал меня в обе щеки, до сих пор чувствую прикосновение его усов. Я была ошеломлена, когда встретила этого рослого, изящного человека. По тем картинам и фотографиям, которые мне довелось видеть, я не могла узнать его. Он был в тысячу раз красивее.