– Ненавижу шапки, шарфы и всякую прочую дребедень, – пробубнил недовольный Кирилл, когда они уже шли по улице.

– Это ты зря, Киря, тебе даже идёт.

– А тебе бы только посмеяться.

– Нет, Киря, ты ошибаешься. Ты мой единственный друг, кому я всё могу рассказать. Даже Олесе не доверяю так, как тебе.

Алина остановилась рядом со своим подъездом.

– Рад был помочь. Обращайся, если что, – ухмыльнулся Кирилл.

– Ты шутишь, а я серьёзно.

– И я серьёзно.

Алина чмокнула Кирилла в щёку и скрылась за дверью. А он всё стоял и смотрел на окна в квартире Завадских. Хоть и не поцелуй в губы, на который Кирилл рассчитывал, но уже кое-что, и он, насвистывая простенькую мелодию, побежал домой.

Алина

Быстро пролетели полгода, оставив позади школьные экзамены, а вместе с ними всю жизнь, умещённую в десять лет, с букварём, первой учительницей, первыми настоящими друзьями, первой любовью. Алина легко сдала экзамены и получила отлично по каждому предмету, кроме русского языка. Сочинения ей всегда давались нелегко. Уловить суть произведения – не проблема, а вот грамотно изложить мысли, согласиться или поспорить с писателем таким образом, чтобы критика совпала с мнением автора учебника – уже сложнее.

Темы выпускного сочинения 11А знал заранее. Лариса Юрьевна, которая была учителем русского и литературы, а по совместительству классным руководителем 11А класса, собрала рябят около своего дома в десять часов вечера накануне дня «икс». Она должна была созвониться со знакомыми на Камчатке, где уже наступило утро завтрашнего дня, и узнать засекреченные темы.

Жила Лариса Юрьевна на улице Калинина, рядом с церковью. Алина ту церковь посещала пару раз в год с мамой и сестрой. Вербное воскресенье и следующая за ним Пасха – праздники, которые никогда не пропускала семья Завадских. За неделю до Пасхи Алина вместе со Светой или Кириллом бегала в берёзовую рощу, где росли несколько тоненьких вербочек у берега обмельчавшего пруда.

Алина любила то светлое чувство, когда она с пушистыми веточками в руке подходила к церкви и смешивалась с толпой людей, на лицах которых читалось радостное волнение. Совсем не зная православные обычаи, Алина ходила в церковь с мамой и сестрой по большим праздникам, крестилась, как её учила бабушка, ставила свечки напротив икон и выучила всего одну молитву «Отче наш». А перед Пасхой она вместе с матерью красила яйца в луковой шелухе, отчего они становились такими вкусными, как будто запечёнными в углях на костре, с ярко-коричневыми разводами внутри, похожими на узоры. Яйца и купленные к празднику куличи в Страстную Субботу непременно освещались в той же церкви на улице Калинина, а в пасхальную ночь Тамара Николаевна с дочерями стояла на службе в первых рядах в ожидании Крёстного хода. Алина всегда находилась в нетерпении момента, когда она вместе с десятками людей сможет выйти на улицу и с лампадкой в руках обойти храм по кругу. Батюшка выкрикивал два слова: «Христос Воскресе». Толпа людей, а вместе с ней и Алина, счастливым многоголосьем отвечала: «Воистину Воскресе». После Крёстного хода сестры Завадские обычно уходили домой, а Тамара Николаевна оставалась на службе, заканчивающейся только под утро.

Перед экзаменом по русскому языку Алина оказалась рядом с той же церковью, где бывала неоднократно. Она хотела перекреститься, как всегда делала, находясь здесь с матерью, но постеснялась идущих рядом одноклассниц.

На детской площадке рядом с домом Ларисы Юрьевны расположился весь 11А. Кто-то сидел на скамейках, а кому не хватило мест, просто стояли рядом с учительницей. Вне стен школы Лариса Юрьевна была не строгой училкой, какой ребята привыкли её видеть каждый день, а эдакой закадычной подружкой всего 11А, и даже оделась она, как нормальный человек, в джинсы и пуловер, чем удивила и одновременно обрадовала учеников.