– Одно от другого часто неотделимо, – сухо заметил молчун.
– Господа, разрешите, я произнесу тост?
– Валяй! – хором закричали господа, а громче всех дамы, и Андраш продекламировал:
Поднялся шум, гам, все повскакали с мест и принялись чокаться железными кружками и пить.
– Ты с шаманом говорил? – тихо спросил мальчик.
– Выходит, с шаманом, – ответил Граф.
– Он, наверное, мой родственник.
– Придешь в деревню – поймешь, кто там тебе родственник, – усмехнулся Граф.
– Местные шаманы поклоняются тигру.
– Дикие люди, – вздохнул Виталик. – Чего весь вечер молчишь, Юрка?
– Спать, кажется, пора, – нехотя ответил Юрка, – завтра день трудный, ответственный. А после таких возлияний не встанет никто.
Поднялся ропот: да не, ну что ты. Ну нет, чтобы я, да чтобы мы… Но стали укладываться. Они были еще молоды, но не юнцы. Пятеро ребят, две девушки. Я не видел никого из них, но нюх и слух снабдили меня всей необходимой информацией: сколько кому лет, кто в каком физическом состоянии, кто как будет спать, кто наутро встанет бодрячком, а кто будет мучиться с похмелья. Кто лидер, кто серый кардинал, кто оппозиция. Кто кого любит, кто кого ненавидит – завязка была ясна. И я хотел продолжения.
Однако ночь – время охоты. Надо было подумать о пропитании. Нет, что вы, я не людоед. Еды кругом и без того хватало. Привлекаемый объедками, за людьми тянулся целый шлейф непуганого зверья. Мне оставалось лишь прийти и взять свое. Я планировал перехватить дичь метрах в пятидесяти от палатки, чтобы никто с утра не дай Бог не наткнулся на мои следы. Бедняги, если бы они их увидели, их беззаботный отдых был бы окончен!
III
Не знаю, любила ли меня моя мать. Она родила, выкормила, поставила меня на ноги, научила охотиться и добывать пищу в голодные дни, когда не было дичи. Я вышел ничего – и ростом, и шерстью, и мощью. Но когда собственные братья встали стеной и погнали меня вон, она даже не вышла проститься со мной. Я развернулся и пошел прочь, а они шли следом, давая понять, что обратной дороги нет и дом отрезан навсегда. Я знал, что пройдет несколько дней, станет еще голоднее, и они также выдавят следующего. Для охоты места мало, и старшие постепенно выдавливают младших. Мать не препятствует этому, зная, что возле нее остаются сильнейшие. Так я стал изгоем.
Чтобы выжить и обзавестись потомством, молодой самец тигра должен пройти огонь, воду и медные трубы. У меня неплохие способности к выживанию. Когти, клыки, все мое тело создано для убийства, под него заточена и голова. Я заметен лишь в движении, но, стоит мне остановиться – я становлюсь невидимым. Так что в сторону обиды. Тигры охотятся поодиночке. Я нашел прекрасную кормушку, жаловаться не на что. Человеки притягивали всех – от пугливых оленей до наглых кабанов.
Я ушел от грустных мыслей и сосредоточился на окружающем мире. В пору охоты, полагаясь больше на слух, чем на нюх, я верчу туда-сюда свои круглые мохнатые уши. Со стороны это кажется забавными, но, боюсь, эта забава может стать для вас последней. Свет в палатке давно погас, люди утихли. Но стоило мне подняться, как я услышал шевеление и сдавленный шепот.
– Граф, ну хватит. Я не могу уже. Сейчас всех перебудишь.
– Тише, тише.
– Хватит, дурень! Каждую ночь помираю со стыда. Все же слышно. Вон Виталик с Надюхой спят как сурки.
– Вот и пусть спят.
– Завтра день сложный, я не высплюсь, опять пойду в конце.
– Я тебе помогу.
– На себе потащишь?
Смех. Шевеление.
– Тебе же хорошо?