– Чего делать – непонятно. И жалко, и страшно. Кто-то за доком побежал: он у нас на все руки мастер, и за ветеринара тоже. Тут и дед Трофим доковылял, куда ж без него? Только глянул и сразу диагноз выставил. Какой, говорит, доктор? Кончается животное. От страха кончается. Сейчас сердце лопнет. И только сказал, Танюше совсем поплохело.

Гость прищурился, точно в глаза ему попал дым.

– Вот представьте, – сказал он, – что вам до смерти страшно, тошно и хочется убежать, а вокруг только забор и деревья. Вот вы бы что сделали?

Винни и Ипполит Федорович переглянулись.

– Ну, залез был на дерево, – нехотя проговорил Винни.

Гость хмуро кивнул.

– Правильно.

– Что правильно?

– Она и полезла. Налетела лбом на здоровенную старую яблоню, оглядела ее, точно впервые увидела, и полезла.

– На яблоню? – уточнил Ипполит Федорович.

Гость поморщился.

– Я не сказал «залезла». Хотела залезть. Очень хотела. В какой-то момент нам даже показалось, что у нее получится. Уж очень она старалась. Будто и впрямь за ней смерть гналась. Зубами за ветки хваталась. В общем, вы меня извините, но лишний раз вспоминать это не хочется. Короче, сук там был внизу. Когда он сломался, Танюша и не заметила. Все лезла и лезла на него брюхом, пока кишки наружу не вывалились. Тут она сразу остановилась, вроде даже как успокоилась, отошла, обнюхала свои кишки, вздохнула так тяжело и сдохла.

Гость одним махом выпил свою рюмку и поставил на стол.

– А Петрович только вечером приехал. Глянул и сразу сказал: «Отравили, суки. Найду гада – убью». А Петрович если сказал – сделает. Мужчина серьезный. Был. Потому что через две недели он пропал. Искали его два дня. Нашли в лесу.

– Можно? – гость показал на бутылку.

– Разумеется, – подхватился Ипполит Федорович, наполняя стаканы.

Гость выпил и прикрыл глаза.

– И опять вся деревня сбежалась. Ну, да это уже как водится. Разве кто пропустит? Так что видели все, да только мало кому понравилось. Петрович – это вам не корова. Он на дерево не полез, да и куда ему, с протезом. Он вместо этого в землю решил зарыться. Кстати, и сумел: по плечи. Так его и нашли. Голова и плечи в яме, все остальное – снаружи. Вокруг на два метра земля раскидана. Красная. Потому что ни ногтей, ни мяса на пальцах у него уже не было. Костями под конец рыл. Следователь сказал, он и дальше бы закопался, да корень помешал. Здоровенный такой корень. Он его, видать, перегрызть пытался. Насилу потом челюсти разжали.

Гость помолчал, вспоминая.

– Само собой, завели дело. Следователь из района приезжал. Важный такой с виду. И тупой. Свидетелей опрашивал, экспертизы делал. В конце концов додумался. Инфаркт, видите ли, с Петровичем приключился. Так в свидетельстве о смерти и записано. Инфаркт. А только, когда его достали, всем было ясно, от чего он умер: от страха. Я такого лица в жизни не видал и, Бог даст, больше не увижу.

Гость облизнул пересохшие губы.

– От страха Петрович умер. Точно как и его корова, прости Господи за сравнение. И вот стоим мы над этой ямой в лесу, вся деревня, и переглядываемся. Сначала собаки, потом Танюша, теперь вот Петрович. И тут дед Трофим – как еще добрался туда в свои девяносто – тихо так себе под нос и ляпни: «От они, лютики-то». Тихо так сказал, будто и про себя, а только все кому не надо услышали. Обступили его сразу, «Чего-чего сказал?» спрашивают.

– Да лютики же, – отвечает. – Бывают лешие, водяные, банники, полевики, кикиморы, полудницы. А бывают лютики. Эти всех злее. Уж очень зверствуют. Прямо лютуют. Оттого и лютики. А вы думали, деревня так почему называется?

– Почему? – не выдержал кто-то.