– Спасибо, очень вкусно.

Ая поставила стакан на чистый стол, покрытый полинявшей клеенкой. Осмотрелась. Все вокруг говорило о бедности хозяйки. Изысканные, импортные, что было редкостью и привилегией блатных, вещи ее дочери, видимо, высасывали все доходы и сбережения.

Женщина смотрела на нее полным сочувствия и прощения взглядом.

– Вы совсем не сердитесь на меня?

– Нет. Ты же дитя еще несмышленое. Не Бог твоей рукой двигал, зато он доченьку мою сберег. Все будет хорошо. Я помолюсь за тебя, – она тыльной стороной ладони вытерла Аины щеки. – Ты плачешь, значит, раскаиваешься. А это уже великое чудо души.

– Простите меня.

Ая вышла из печального, душного сумрака квартиры во двор, залитый солнцем, неся в изхлестанном родной мамой сердце прощение этой женщины, и чувствовала себя легкой и счастливой.

Ссадины затянулись, а боль от побоев утихла через неделю. Краткие «да» и «нет» между нею и мамой сменились привычным телеграммным общением без лишних пауз, знаков препинаний и прилагательных. Ая не сказала ей о малиновом компоте и своем похождении в соседний дом, увенчанном ее «простите», как никогда не вспоминала ее мать унизительную тряску своей маленькой дочери под столом меж ножек стульев.

Все как-то тихо успокоилось. Аю простила пострадавшая девочка и ее мать, сама Ая простила жестокость своей мамы, хотя так и не услышала этого удивительного, спасительного слова «прости» из ее уст.

***

Глава 3. Туфли

Через год появился отчим. Не любящий ни Аю, ни ее сестренку. Взрывной, нетерпимый, апполоновского телосложения и пьющий. Те же скандалы с криками и внезапными примирениями, вечная нехватка денег в доме и сестренки, растущие, как трава. Он ненавидел Аю за ее молчаливый стержень, не принимающий его за главу в доме.

Его любимым занятием после алкоголя было чтение исторических романов на диване в гостиной в одних плавках с закинутой правой ногой на спинку дивана. Так как квартира была хрущевкой, то Ае приходилось постоянно проходить мимо его читающего тридцатилетнего, почти раздетого тела и следовать его приказам, которые он навешивал на нее, как на золушку.

Когда он готовил мясные блюда, он требовал, чтобы Ая съедала жесткий бефстроганов вопреки ее желанию. Ая не любила мясо. Ей удавалось прятать кусочки со своей тарелки в карман и позднее скармливать уличным собакам. Но однажды он заметил это Аино преступление, заставил вытащить все куски из карманов и съесть на его глазах. Она не могла даже расжевать его лукулловы изыски, но он стоял перед нею в одних плавках с ремнем в руках, и ей ничего не оставалось сделать, как проглотить все куски.

Через час ей стало очень плохо, желудочные спазмы были столь сильны, что прибежавшая с работы мама немедленно вызвала скорую, и Аю госпитализировали для промывания желудка. Она задыхалась с толстой резиновой трубкой во рту, ее держали тети в белых халатах, а из трубки в таз выскакивали непереваренные куски серого мяса.

На другой день отчим горой подступил к двенадцатилетней Ае и прошипел: «Я буду первым, кто тебя отделает». Тогда Ая не понимала, что означала та угроза, но запомнила ее на всю жизнь. Она ничего не рассказала маме, потому что берегла ее покой и не хотела еще одного скандала дома. Она лишь еще больше углубилась в учебу.

В Аиной памяти красуются венгерские туфли, подаренные мамой как первый знак благодарности дочери за отличную учебу. Ая закончила шестой класс. В шестой раз с похвальной грамотой «За отличную учебу». В шестой раз грамота приземлилась на нижней полке секретера, не удостоенная маминого внимания. И вдруг мама решила сделать Ае за это подарок, бросив, как бы невзначай: «Что ты хочешь?»