– Меха, репа, мясо, целебные травы и настойки. Иногда брага, иногда сталь, инструменты там, или люди, если уж совсем нечем платить было… В разное время года и по-разному, мой господин.

– Понятно. Деньгами, значит, не платили?

– Так были б деньги, и деньгами платили, – быстро, не опасаясь меня, как остальные сельские, с места ответила привыкшая к подобным разговорам Филиция. – Медь оставляют в основном путники, идущие в Каин, ну или мужики, с войны вернувшиеся. С соседями мы по большей степени меняемся необходимым.

– Сколько раньше за ночлег брали и за развлечение для путника? – Мой вопрос чуть смутил русую и та, потупив глазки, притихла. По лицу девицы понял, она растеряна, возможно, в дела данные не вникала, или тут было что-то ещё.

– Всё за медь, господин. Ночлег и ужин, четвертина медного, за кувшин крепкого также четвертина, ну и за раздвинутые ноги ещё Полушка положена, – хмуро ответила вместо сестры брюнетка, видимо, именно её прошлый староста и подкладывал под путников, а эту, светленькую, значит, берёг. Взгляд мой пробежался по девице и остановился на руке, украшенной потемневшим от времени неказистым кольцом. После чего всё тут же стало понятно.

– Куда и кому шли деньги за развлечения? – мой вопрос заставил брюнетку в очередной раз недовольно стиснуть зубы.

– Этот дом принадлежал нашему отцу так же, как и мы. Поэтому всё уходило в деревенскую казну, из которой, лишь четвертина шла на закупку снеди и пополнение собственных запасов деревни, – в ответ на нежелание говорить средней, ответила старшая, подтолкнув меня к резонному вопросу.

– Где деревенская казна?

– Отняли бандиты, – тотчас ответила черноволосая, пряча взгляд.

– От тебя ложью воняет, как от грязной свиньи дерьмом. Не шути с нами, девка, а не то вслед за папаней отправишься! – Враньё, ложь, нежелание девушки говорить, показали, каким на самом деле озлобленным и высокомерным может быть в гневе маг.

– Отняли бандиты! – Не сдаваясь вновь вскрикнула средняя, после чего на лицо той упала тяжёлая пощёчина Блюмонда.

– Последний раз спрашиваю… – подняв ту за грудки и вытащив из-за пазухи кинжал, сквозь зубы протянул мужчина, на что, не выдержав, тому в ноги кинулись старшая и выскочившая из-под бабкиной юбки младшая.

– Не убивайте, прошу, заберите всё что угодно, только не убивайте… – рыдая, молила Фелиция, покуда суетливая старуха, ногой протаптывая, искала заначку скряги старосты.

– Всё-таки нашла… – Глядя на бабку, положил руку магу на плечо и одёрнул того я.

– Это наши деньги, это я их для нашей семьи заработала, они мои, мои по праву! – сдерживаемая старшей, более крупной сестрой, рыдала с пола чумазая Марьям.

Ковыляя, со слезами на глазах старуха кладёт мне в руки кошель, а затем, также летит к средней дочери, бубня что-то не членораздельное. «Мда уж, проституток и их семьи я в прошлом мире ещё не обворовывал…»

В хранилище старосты нашлась довольно крупная, как мне показалось, сумма. Среди полного мешочка цельных медяков блистала пара серебряных и даже половинка золотого.

Вытащив из кошелька одну блестящую, закинул оставшееся в карман пиджака и взглядом указал магу на выход. Едва Блюмонд скрылся за порогом, как я, поравнявшись с Марьям, присел, а после, глядя в заплаканные глаза, вложил той в руку большую серую монету.

– Эта плата, и почему-то мне кажется, что здесь ровно на серебряный больше, чем когда-либо тебе платил твой покойный папка. – Истерика в миг прекратилась, злость, ненависть, мольбы со стороны девушек утихли. Все, включая малютку и бабку, вцепившихся в Марьям, переводят на меня свои наполняющиеся благодарностью взгляды.