– Странный ты, – после небольшой паузы хмыкнул Шибаев. – Сам темнишь что-то, а ко мне в душу лезешь.

– Я знаю, что народ не особо рвется сюда ехать. Верно?

Олег задрал голову, словно не слыша вопроса.

– Смотри, сержант. Видишь? Ветер гонит кучевые облака к северо-западу. Значит, в ближайшие дни будет хорошая погода.

– Ты не ответил, – наседал на егеря Смолин, и тот качнул головой.

– Видишь ли… Постараюсь объяснить на пальцах. Каждый организм имеет свои органы. Зрение, слух, обоняние… чуешь? Легкие. Мускулы. Сердце. Душу, в конце концов. Вороний мыс издавна считался душой тайги. Зверь, конечно, тут есть. И зверь, и птица, и рыба. Все есть. Вот только бить его нужно осторожно. Такой уж негласный обычай здешнего края. Каждый местный охотник это знает. Он никогда не сунется сюда без крайней нужды. Одно дело – тебе жрать нечего, детей кормить надо. Весь добытый трофей у тебя идет на дело – мясо, жир, шкура, рога и прочее. То же самое, когда зверь сам на тебя напал и ты оборонялся. Убить его тогда не грех. Ты бьешь животину не ради развлечения, а по необходимости.

Он пнул ногой шишку. Вынул из куртки очередную ириску, развернул, бросил кофейного цвета кирпичик в рот.

– И совсем другое дело – фраеры вроде тебя. Городские понтовщики со стволами, которые дороже иной машины стоят. Которые едут сюда погужбанить, расслабиться. Побухать, пострелять, костры пожечь. И по ходу дела шкуру с рогами заиметь, а то и целое чучело. Они едут к нам не как в гости, а как в курилку, прости господи. Знаешь, как бывает? Подымил, по матери выругался, захаркал все вокруг, да еще бычок мимо урны кинул. Хорошо еще, что ума хватило не обоссать все вокруг напоследок. Теперь чуешь разницу?

После этих слов черты лица Виктора закаменели, и егерь это заметил.

– Ты морду не вороти, сержант. Может, ты и не такой. Но поверь, я редко ошибаюсь. Почти все, кто из центра к нам ездит, как раз именно такие, как я и сказал. К чему все я это. Ходит поверье, что кто убьет зверя в местах тутошних ради потехи, то беда с ним будет. Чуешь? – Он хлопнул по спине Смолина. – Без души сердце все равно как неживое. Холодное, почти как мертвое. Поэтому на Вороний мыс редко кто охотиться ездит. Берегут, значит, душу таежную. Потому как без души от тела проку никакого. Без души тело все равно как бревно.

– Но ты согласился, – напомнил Виктор. – Ты привез меня сюда. Значит, для тебя деньги важнее принципа? Важнее традиции?

– Молодец, знаешь, за какие ниточки тянуть, – засмеялся егерь. – Все мы грешны, сержант. И я в том числе. Хочешь правду? Пожалте. Жена моя, Дарья, болеет давно. Гадость у нее какая-то в голове выросла, прямо посреди мозга. Опухоль, значит. Куда только не возил ее, какие только анализы она не сдавала. Мучается, бедняжка.

Виктор внимательно слушал Шибаева, не перебивая.

– И вырезать эту гниль поганую никакой возможности нет, не рискуют врачи, – посетовал егерь. В его голосе засквозила тоска. – Умереть она может. А на днях вообще сказали… Год, от силы два ей осталось. Чуешь?

– Чую, – инстинктивно ответил Смолин.

– И ведь самое главное – внешне все нормально. А внутри… зараза смертельная растет. И с каждым днем все больше и больше.

Егерь махнул рукой.

– Возможно, за границей твоей жене могли бы сделать операцию, – предположил Виктор, но егерь лишь выдавил кривую усмешку:

– Да, был разговор о загранице. В Израиле типа могли попробовать. Немцы хорошие хирурги опять же. Только мне такую цену заломили, сержант, что я двадцать жизней проживу, не соберу этих бабок. Но зато я могу исполнить мечту Дашкину. Как говорится, не можешь изменить ситуацию, измени отношение к ней.