А еще Людмила Марковна вспоминала:

– Бабушка, мамина мама, была религиозной. С утра до вечера молилась Боженьке и меня учила молитвам.

Без сомнений, многие качества строгой дворянки, не простившей измену мужу, от которого родила восемь детей, передались ее внучке. Людмила Марковна признавалась, что расставалась с мужьями по причине их измен, хотя по натуре она настоящий однолюб. И словцо могла бросить крепкое, не скабрезное, а – в лоб, правдивое, честное, и оттого обидное тому, кто имел неосторожность причинить ей боль, пытаясь завуалировать свой неблаговидный поступок под «обстоятельства»…

Людмила Марковна, когда вспоминала об отце, всегда старалась передать его неповторимый говор, полный местечковых, сочных украинизмов, появившихся в его речи в годы проживания на территории Украины. Не только в теле- и радиоинтервью, но и на страницах своих книг артистичная дочь передавала странные словечки из простонародного лексикона отца:

– Я теперь иногда думаю, а правильно ли мне с раннего детства внушал мой папа: «Усё людя-ам, людя-ам, ничегенька себе»? «Артист выйшов на сцену, вдарив у зал. И люди усе завлыбалися, заплакали, притулилися ближий друг до друга и разомлявилися. Не, дочурка, главное ето люди. Усе людя-ам».

В другой раз она вспоминала:

– Такой же снег шел в родном Харькове под Новый год. Впереди папа с баяном, и рядом мы с мамой. Идем на праздник. Идем нести «радысть усем людя-ам». «Ето ж люди, дочурка, они нас з Лёлюю ждуть».

Несмотря на такую любовь к просторечью, Марк Гаврилович Гурченко владел чистым русским языком и при случае даже употреблял характерный московский говор. Это часто сбивало с толку его собеседников. Ведь далеко не все знали, что он родился в Смоленской области, в русской глубинке. А пройдя столько испытаний, постоянно пребывая среди простого народа, и сам хотел оставаться самым простым и малозаметным. Возможно, именно так, совершенно неосознанно, он просто мимикрировал под советскую – новую народную власть? Как знать… Вот ведь и его любимая дочь Люся как-то признается:

– С детства я страдала тайно, что папа так неграмотно говорил. Был даже в моей жизни позорный период, когда я его стеснялась. Правда, это длилось недолго. Как мне теперь стыдно за тот период!

Да, его говор мог вызывать улыбки и насмешки, но житейская мудрость помогала близким сосуществовать:

– Мама никогда не копировала папу. Он мог обидеться и заплакать.

Так, значит, он жил органично в своем простонародном мироощущении…

Малышка Люся с отцом

Марк Гаврилович родился в деревне Дунаевщина Рославльского района Смоленской области. Мальчик появился на свет 23 апреля, в день святого Марка – вот и получил от родителей имя своего небесного покровителя. Родился Марк в 1898 году, а всем всегда говорил, что в 1899-м. Объясняя свой «каприз» тем, что те, кто родился в 1898 году, служили в царской армии, а кто младше – уже не попали под последний призыв. А так как он не служил, то, значит, и родился в 1899 году.

Деревенская жизнь у мальчишки была нелегкой, с девяти лет он уже работал – пас помещичьих лошадей. А тут еще и отец его был самодуром – бил смертным боем, перепадало не только ему, но другим детям их семьи, и матери. Однажды, когда паренек решил дать сдачи, грозный отец схватил ружье и чуть не пристрелил сына. К счастью, ружье дало осечку. Как ни странно, но Марк на отца зла не держал – ни в детстве, ни став взрослым.

Его юность припала на годы Первой мировой, на большевистскую революцию и Гражданскую войну, в которой ему самому довелось участвовать. После этих бурных событий Марк уехал в Кривой Рог работать на шахтах забойщиком, а в 1932 году очутился в Харькове. На память от шахт остались ему на всю жизнь сухой кашель да «неубиваемая» грыжа, которую он ежедневно сдавливал плотных корсажем.