Марии Васильевне было 26 лет, она ждала ребенка. Для семьи Филимоновых начиналась новая, непредсказуемая жизнь в далекой и неприютной Сибири. Никакой надежды на прощение и возвращение поначалу не было, только молодость и природная родовая сила поддерживала их в эти годы.

Рожденную в ссылке девочку назвали Розой. «Я безо всяких сомнений дал дочке имя Роза, потому что понимал с какими трудностями всем нам и, прежде всего, ей придется жить здесь, – рассказывал впоследствии Георгий, – я ничего не мог ей дать хорошего, потому что, кроме холода и голода, ничего не было. Но пусть хоть имя, думал я, напоминает моей дочке о том, что где-то есть праздник и радость. На этом было основано моё решение».

Увы, в тяжелейших условиях девочка прожила чуть больше года и умерла от недоедания. Такая же участь ждала многих новорожденных в тех краях, но вопреки всему люди всё-таки надеялись на чудо, стремясь продолжить род. Сила духа и надежда помогали во все времена переживать превратности судьбы в нечеловеческих условия жизни. Именно надежда давала силы вопреки всем бедам и несчастьям превозмочь, казалось бы, непреодолимые обстоятельства, сохраняя при этом человеческое достоинство.


Строительство дороги в исправительном лагере «Бамлаг».


Из дневников Людмилы Георгиевны:


По праздникам родители собирались за столом, беседовали, играли в лото, пели песни. Неизменной спутницей всякого застолья была песня, начинающая словами:

Вот сейчас, друзья, расскажу я вам,
Этот случай был в прошлом году,
Как на кладбище Митрофаньевском
Отец дочку зарезал свою.
Мать, отец и дочь жили весело,
Но изменчива злая судьба,
Надсмеялася над малюткою:
Мать в сырую могилу ушла…

Эту тюремную песню мама привезла из Сибири, и она навсегда осталась в нашей семье. Длинная и заунывная, она, как правило, заканчивалась мамиными слезами от нахлынувших воспоминаний о пережитом в ссылке и о потере своей первой малютки-доченьки Розы в лагерном бараке4».

Отец Людмилы тоже привез из лагеря музыкальный «сувенир». Во время семейных встреч он затягивал песню тамбовских повстанцев5, которую он много раз слышал и пел вместе с другими ссыльными:

Что-то солнышко не светит,
Над головушкой туман
То ли пуля в сердце метит,
То ли близок трибунал.
Эх, воля-неволя,
Глухая тюрьма!
Калина, осина,
Могила темна.
На заре каркнет ворона,
Коммунист взведет курок…
В час последний похоронят —
Укокошат под шумок…

Бамлаг

Байкало-Амурский исправительно-трудовой лагерь (БАМлаг) существовал с 1932 по 1938 гг. и в оперативном управлении подчинялся ГУЛАГ НКВД. Его главной задачей было обеспечение рабочей силой строительства вторых путей Транссибирской магистрали. Второй путь Транссиба протянулся от станции Карымская до Хабаровска и немного позже – до Ворошилово (ныне Уссурийск).

На этой стройке трудились как вольные строители от дороги, так и зэки, среди которых руководство лагеря также ввело популярное в те годы социалистическое соревнование. «Передовики» получали разрешение на более частые и длительные свидания и даже могли улучшить условия жилья и быта. Поэт Анатолий Жигулин (1930—2000), испытавший на себе суровые будни заключенных и ужасы лагерной жизни, посвятил этому периоду стихотворение «Поезд»:

Мела пурга, протяжно воя.
И до рассвета, ровно в пять,
Нас выводили под конвоем
Пути от снега расчищать.
Не грели рваные бушлаты.
Костры пылали на ветру.
И деревянные лопаты
Стучали глухо в мерзлоту.
И, чуть видны в неровных вспышках
Забитых снегом фонарей,
Вдоль полотна чернели вышки
Тревожно спящих лагерей.
А из морозной
Черной чащи,
Дым над тайгою распластав,
Могучий, Огненный,