Устройство для снятия сапог.

Ложились обычно родители спать пораньше, часов в девять вечера, потому что папе было рано на работу. Иногда он оставался на ночное дежурство, заступив на смену, и тогда мама всю ночь не спала, волновалась. Время было неспокойное. По дворам сновали мелкие банды и грабили, убийства тоже были не редкость, разбои. Вот мама и не спала, всё к окну подходила да посматривала: не идет ли он домой, хотя прекрасно знала, что папа в этот момент совершенно не здесь, а на своем далеком участке. Я маме говорила: «Мам, ложись спать. Он всё равно не придёт», а она мне: «А вдруг! Может, отпустили его, а тут вон какая темень, как он пойдёт один-то домой».

Мария Васильевна Минкина, мама Людмилы Георгиевны, родилась в селе Кораблино, Рязанской губернии в марте 1909 года. В семье было три сестры, старшая Аграфена, средняя Екатерина и младшая Мария. К началу XX века в селе проживало 800 человек. В 1918 г. здесь был учреждён волостной исполком, в августе создали волостную организацию РКП(б). В это же время начался голод, было введено военное положение и наложен запрет на вывоз хлеба частными лицами.

Мария Васильевна Филимонова (Минкина)

Заградительные отряды Красной гвардии11 конфисковали скот и хлеб. Недовольные такими действиями жители в ноябре 1918 года организовали крупное восстание.

Василий Минкин. Отец мамы Марии Минкиной. 1901 г

На фоне этих событий отец, Василий Минкин, вместе с младшей дочерью перебрался в Москву, где жила рано вышедшая замуж средняя сестра Екатерина. Её муж, Георгий Рожков, родился в Троекурове, а в Москве они проживали в Сокольниках. Старшая из сестёр, Груня, осталась в селе и умерла в годы войны.

В 1935 году у Екатерины родилась дочь Надежда, двоюродная сестра Людмилы Филимоновой, впоследствии ставшая всемирно известным кутюрье. Надежда Георгиевна Воронова – основоположница нового вида объемной вышивки в 70-е годы ХХ века. Рассказ о ней ждёт читателей в одной из следующих глав.

Супруг Л. Г. Алексеевой, Аркадий Павлович, в окружении двух сестер: Людмилы Георгиевны (слева) и Надежды Георгиевны (справа).

Баба Катя, мама Надежды Вороновой умерла рано, и Надежда часто бывала в доме сестры, общалась с Марией Васильевной или, как она её звала, бабой Маней.

Когда в начале 90-х появился доступ к историческим архивам, Надежда Георгиевна серьезно занялась исследованием рода Минкиных по материнской линии. Возможно, это было связано с упоминанием в истории рода Аракчеевых и рода Минкиных. Надежда Георгиевна рассказывала о вероятном соединении этих двух родов в связи с общеизвестной историей отношений графа Алексея Андреевича Аракчеева с Настасьей Минкиной. Аракчеев, хоть и был женат, но женщин любил, и его избранницами нередко становились даже простые крестьянки. Крепостных красавиц он покупал и привозил в Грузино12, но ни одна из них не смогла привязать графа к себе. Исключением стала Настасья Федоровна Минкина, купленная графом по случаю. Девушка по-настоящему очаровала графа – красивая, черноокая, высокая, стройная, темпераментная… Аракчеев считал её своей невенчанной женой.

К сожалению, генеалогические исследования завершились с кончиной Надежды Георгиевны в 2011 году. Как память о времени тех исследований и обсуждениях с сестрой Людмилой Георгиевной в библиотеке Алексеевых сохранилась книга «Аракчеев»13, посвященная жизни и деятельности известного государственного деятеля эпохи Павла I и Александра I.

Из воспоминаний Людмилы Георгиевны:

«Моя мама, Мария Васильевна, была женщина простая в быту, но при этом с очень непростым характером. Это сейчас я понимаю, что жизнь научила её быть осторожной, а отсюда и повышенная требовательность ко всему, а то и мнительность. А судьба у неё была тяжела: и потеря ребенка, и каторга в сибирском лагере, и нужда в военное и послевоенное время. Только к моей зрелости маме стало как-то полегче. Но воспитывала она меня постоянно, и в большинстве своём с окриками, нравоучениями да постановкой в угол. Если отца я побаивалась, но при этом уважала, то маму я просто боялась. Ни деспотом, ни тираном она, конечно же, не была, но обладала жёстким и довольно-таки властным нравом, а потому во всём меня ограничивала и требовала беспрекословного послушания. Куда бы я не пошла, с кем бы не гуляла, я должна была её обязательно ставить в известность.